Выбрать главу

М. Н. Городова

НАУКА КИТОВРАСА

Парадигмы древнерусского храма

*

Рецензенты:

доктор искусствоведения Ш. М. Шукуров,

доктор искусствоведения О. Р. Хромов

Художник М. Курхули

© Городова М. Н., 2015

© ООО «Издательство «Вече», 2015

Памяти Вячеслава Леонидовича Глазычева

Егда же здаше Соломон Святая Святых,

тогда же бысть потреба Соломону

вопросити Китовраса…

Повесть о Соломоне и Китоврасе

Сколько бы веков ни строили люди храмы, столько будет перед ними стоять вечный вопрос: как же именно строить храм, чтобы он был воистину вместилищем Имени Бога и образом Вселенной? Этот вопрос мучил даже Соломона Премудрого, из-за чего он и призвал мудрого зодчего Китовраса, который научил строителя Первого Иерусалимского храма науке храмостроения — «науке Китоврасовой». Вся загадка этой мудрости в том, что записана она письменами архитектуры, язык которой при наглядности всех форм и объемов — сложный, иносказательный, тайный. Поэтому постигать ее приходится вновь и вновь при каждом обращении к теме храма, как теоретическом, так и практическом. Зарождавшаяся Античность в образе Минотавра — хранителя золотого руна из Кносского лабиринта дает нам аллюзию на мудрого Китовраса, также хранителя драгоценности — знания науки храмостроения. И узнаем мы об этом чудо-кентавре, получеловеке-полуконе из древнерусского сказания «Повесть о Соломоне и Китоврасе». Мы смеем предположить, что сознание наших предков связывало с этим персонажем определенные сентенции, представляющие Китовраса как учителя древнерусских зодчих-храмостроителей. Понимание ответственности и сложности задач, с которыми сталкивается мастер при создании храма, всякий раз рождает потребность в учителе, который бы наставил в мудрости и мастерстве зодческого дела. С другой стороны, явление в древнерусских сказаниях мифологического героя Китовраса говорит о трансцендентном характере знаний, связанных с наукой храмостроения, потому как зачастую только интуиция и откровение учительствуют зодчему в его работе. Третий аспект в появлении этого мифологического зодчего, возможно, связан с особым статусом гильдии храмостроителей, с которым связывались представления о тайных знаниях, которыми владеют опытные мастера, и знания эти сберегаются от постороннего и суетного внимания, а передаются только средствами устной традиции. «Повесть о Китоврасе» близко соприкасается с библейской легендой о финикийском зодчем Хираме, знатоке «божественной истины», который, по этой иудейской легенде, построил царский дворец и храм Господень. Хирам в иудействе и Китоврас в древнерусской литературе персонифицируют эзотерическую традицию, которая воплощается в искусстве храмостроения от храма к храму. Наряду с апокрифическими сказаниями в русской письменности сохранено известие из Киево-Печерского Патерика о явлении Божией Матери старцам Антонию и Феодосию Печерским, в котором была оставлена мера, пропорция и образ храма, который должен быть построен в Киево-Печерском монастыре. Для древнерусской архитектурной традиции повесть о хитрой науке мастера Китовраса и предание о Великой Успенской Киево-Печерской церкви, привнесенное в церковное делание самой Богородицей, — это манифестация трансцендентного знания, ознаменованная удостоверенным свыше свидетельством на создание храмов. Эти две метафоры будут проходить путеводной нитью сквозь наши изыскания, и в них мы будем черпать вдохновение для поиска вселенских истин искусства храмостроения. Компаративизм архаичной, ветхозаветной и древнерусской традиции в архитектуре храма может быть отчасти разрешен средствами универсалий науки метафизики, которая связывает представления о мире природном и трансцендентном посредством языка образов и аналогий. Образ храма всегда представляет модель мира, поэтому архитектор-храмостроитель уже в силу своей профессии должен быть посвященным в таинства мироздания. Как писал религиовед М. Элиаде, «всякий храм является не только «отражением мира» (imago mundi), но также и воспроизведением на Земле трансцендентной модели».

Не будет преувеличением сказать, что одними из закрытых вопросов храмостроения всегда были и будут вопросы пропорционирования, потому что именно в этой точке творческого делания соединяются концептуальные основы сакральной архитектуры. Настоящая работа по-своему охватывает универсальные модели и закономерности системы формообразования пространственной структуры древнерусского церковного зодчества, нашедшие отражение в традиционных взглядах и представлениях эпохи X–XIV вв.

Книга посвящена исследованию принципов системы формообразования в древнерусском искусстве храмостроения, базирующихся на положениях, свойственных христианскому мировоззрению, обращает взгляд на основные проблемы искусствознания, теории архитектуры и опыт современного храмостроения.

В этой работе вниманию читателя будут предложены две рабочие гипотезы, касающиеся представлений о числе и каноне как константных опорах формообразования, и мере как модульной универсалии построения идеальных пространственных структур древнерусского храма. Каноны, по авторскому определению, фиксируют структурно-числовые принципы и алгоритмы, которые не подвластны времени и случайности. В сумме именно эти понятия и определяют, по утверждению автора, идеальную модель храмового пространства.

Следует обратить внимание на попытку интеллектуальной реконструкции методов храмостроения Древней Руси в контексте мировоззренческой парадигмы эпохи Средневековья, когда багаж духовной доктрины воспринимался в качестве положительной нормы для творческого ума. Смысловая связь, которая естественным образом выстраивается при интерполяции термина канон, со всей очевидностью прослеживает единство закономерности золотого сечения, гармонического ряда Фибоначчи и древнерусского правила — иначе Киево-Печерского канона. Для современного сознания, безусловно, важна такая параллель, знаменательно выравнивающая принципы исторической традиции и актуальные представления настоящей цивилизации. Этот прием помог отследить близость традиции именования храмового здания и его пропорционального строя.

В этой книге акцентировано внимание на внеиндивидуальных проблемах творческого сознания, которые возникают всякий раз, когда художник связывает свою деятельность с культовым искусством. Именно культовое искусство сохранило в своей основе необходимость в каноне как главной опоре творческого созидания. Не потому, что это средневековые заблуждения, а потому, что это непременное условие осуществление искусства, говорящего о трансцендентном.

Кроме того, индивидуальная роль художника как предмет исследования — это традиционная для современного искусствоведения проблема, которая глубоко изучается на всех уровнях. Характер же «имперсонального» в средневековом сознании освещен недостаточно и требует углубленного всматривания и размышления над проблемой. В связи с этим ориентация на универсалии может послужить такому важному аспекту в теории искусства, как каноны в архаичном и средневековом искусстве. Именно этот аспект проблемы оказался менее всего осмыслен и разработан с точки зрения традиционного творческого метода.

Вопросы пропорционирования в предшествующие нашему исследованию периоды, как правило, замыкались на задачах математической гармонизации пространственной среды храма, в основном свободных от аллюзий на предмет Священного Предания. В нашем случае обращение к сакральной составляющей числа открывает путь к осмыслению закономерностей построения священного пространства, которым занимается наука о священных топосах — теменология[1] (temenos). Теменология рассматривает храмовое пространство исходя из целостности метафизического сознания, служит восстановлению духовной ценности каждого этапа в создании храмового искусства. В культовом искусстве декларированы принципы, основанные на максимальном по временной длительности, а в идеале — вневременном действии механизмов создания. Эта постоянная основана в том числе на сакральности образно-числового канона древнерусской традиции.

вернуться

1

Шукуров Ш. М. Образ храма. М., 2002. С. 11.