В изучении искусства храмостроения с позиции выявления особенностей канонического структурирования большое значение имеют методы анализа пропорций сооружения, предложенные И. Шевелевым, Я. Д. Глинкиным, И. Шмелевым, Э. Месселем, П. Н. Максимовым, А. А. Пилецким. Здесь применены структурнообразный аспект (С. А. Хан-Магомедов, Б. П. Михайлов, А. И. Комеч[105], П. А. Флоренский) и иконологический метод (А. Н. Грабарь, А. Н. Овчинников, А. Варбург).
В трудах, ставивших перед собой задачу поиска первичной структуры искусства метрологии, использовали, как правило, методы геометрические анализа или исходили из первичности меры как атрибута историко-стилевой целостности. Поиск метода, ограниченного узким историко-временным периодом[106], раскрывает частные особенности метрического анализа, оставляя без внимания общие тенденции, которые особенно важны для понимания традиции[107], так как именно общее является предметом сохранения традиции. Поэтому весьма полезно иметь в арсенале теоретических разработок вариант прочтения опыта и метода предшествующей эпохи, основанный на обращении к числовому символизму и числовому канону пропорций как универсальному методу обобщения, свойственному традиционным культурам древности.
В настоящем исследовании акцент сделан на синхронности христианской и древней традиций. Внутренний синтез этого явления основан на едином понимании основ первоструктуры искусства храмостроения, которые коренятся в числовом каноне сакральной традиции. Различные формы выражения традиционных методов представляют собой варианты приспособления к особенностям конкретного времени и самосознания.
Исследованные нами памятники древнерусской архитектуры позволили отразить явление канона в системе пропорций и композиционном построение храма. Эти составляющие, безусловно, представляют собой невидимые в видимом символы духовного присутствия и духовного наследия. Таким образом, перед нами раскрывается значение канона в его исконном и глубинном значении — быть тем важным элементом традиции, посредством которого осуществляется сам процесс наследования священного. Это, по сути, принцип действия образно-числового канона как инструмента гармонизации пространства в древнерусской традиции храмового зодчества.
Древние принимали канон как предельную в совершенстве матричную структуру произведения. Канон[108] — эта идеальная, гармоническая система сложения произведения — позволяла человеку воспроизводить идеальную вселенную. Основополагающий этап становления произведения на уровне универсальной символической схемы запечатлен каноном. Пути индивидуализации в творчестве начинаются с момента определения константы[109], парадигмы, канона.
Каноническая парадигма участвует в структурировании создаваемого произведения как его идеальная модель. Каноническая парадигма, так или иначе, может интерпретироваться в зависимости от эпохи, уникальных творческих задач, необходимости художественных приемов, технических условий, социального положения заказчика и т. д. Однако необходимо принципиальное участие этой архаической «прамодели» при организации сакрального пространства как условие соответствия первообразу и необходимый способ соблюдения традиции. Следование исторически принятому канону[110] позволяет создавать совершенные произведения, верные принципу воспроизведения по непреходящим законам устроения мира, отпечатанным в «вечных числах».
В древнерусской традиции в основе базисной матрицы лежит каноническая, идеальная, онтологическая схема первообраза, выражаемая сакральным числом. Отсюда отмечаемая широким кругом исследователей[111] привязанность к сакральному числу в христианской догматике, литургике, искусстве, архитектуре, календарно-уставных форм церковной жизни, космологии, астрономии, историософии и т. д. Принцип числового семантического воздействия заметнее всего проявляется тогда, когда те или иные числовые константы характеризуются высокой степенью повторяемости в рамках определенного культурного контекста. Сакральные числовые константы, исполняющие роль канона, были типичными и узнаваемыми в рамках мистико-символического характера христианского мировоззрения. Сквозное влияние и проникновение во все области культурной и творческой деятельности принадлежит группе чисел, которые имеют космогоническое значение, и, как следствие, эти числовые комплексы становятся базовыми в церковной догматике, мифологии, Священном Предании. Соответственно, именно эти группы чисел входят в структуру церковной архитектуры как канонические модули, на базе которых развиваются стилистика и образность объекта.
Сочетание особенностей числовой структуры и посвящение культового объекта сакральному имени определяют образный подтекст, который отражает истинное содержание каждого архитектурного памятника. Комплекс смысловых компонентов числовых констант очерчивает основные пути распознавания[112] и воспроизведения числового канона в архитектурном объекте.
Взаимоотношения иконографии и теменологии[113] сакрального пространства являются одним из немаловажных вопросов в реконструкции логики топологического[114] сближения двух констант храмового сознания — категории числового канона и культового зодчества. Образная функция числового канона, рассматриваемая как топологическая составляющая сохранения традиции, может существенно изменяться в зависимости от соприкосновения с конкретными догматическими и культурно-историческими установками. Однако число как носитель сакрального остается неизменным, что дает ему качество ноуменального постоянства, свойственного канону. Сложнейшие иконографические, иконологические и концептуальные проблемы формирования храмового образа поднял Ш. М. Шукуров в своей монографии «Образ храма», где он подчеркнул, что «каждая отдельная вероисповедальная доктрина, отправляющаяся от Св. Писания, способствует утверждению комбинаторных особенностей, группировок и перегруппировок заданного топологического смысла. Важно при этом вспомнить, что возникновение своего эпистемологического поля в каждой отдельной религиозной культуре предусматривает акцентированную и разнообразную комбинацию топологических признаков, логику сопряжения форм и смыслов»[115]. Ш. М. Шукуров подчеркивает, «что все культуры авраамического цикла обладали универсальным для них набором топосов… То, что было выдвинуто ветхозаветными нормами храмового сознания на первый план, могло стать реалией храмовой теологии и вновь актуализироваться»[116] в христианской теменологии. Христианская теменология обладает широким базисом сакральных чисел, принятых ветхозаветными нормами авраамической культуры: это числа первого десятка, затем двенадцать, тринадцать, пятнадцать, двадцать один, двадцать четыре, двадцать пять, тридцать, тридцать три, сорок, пятьдесят, семьдесят, семьдесят два, сто. Эта позиция определяет возможность корректных параллелей Ветхозаветной и Новозаветной традиций, фиксированных на основе отношений к сакральному числу как универсальной смысловой парадигме.
Представления о первооснове как принципе, который находится в символической связи с установлениями канонов, прослеживается как в архаичных, Ветхозаветных, так и в Новозаветных традициях. Так, пифагорейцы вслед за египтянами утверждали, что первооснова — один из самых почитаемых принципов[117] во всех вещах, будь то наука или практика. Сакральная основа канона раскрывается через понятие о первооснове и принципе[118]. Вечная сущность числа всегда считалась наиболее провидящим принципом мира. Первичным принципом является природа чисел. Весьма ценно замечание И. П. Шмелева относительно канона: «Если обратиться к древним канонам, то придется вспомнить, что каноны эти расценивались как особые геометрические формулы-матрицы, отражающие космические (и потому онтологические, общесистемные) принципы»[119]. Согласно определению Шмелева, канон представляет собой фундамент мерил, построенных на символико-знаковой структуре и соответствующем математическом аппарате. К сказанному следует добавить, что важнейшим средством образного выражения было сакральное (не абстрактное математическое) число. Поэтому онтологическая основа канона восходит к «началам», которые математика не объясняет и не доказывает. Сами математики отказываются заниматься обоснованием своих начал[120]. Топология исследует начала или принципы, которые были положены древними в основу творческой деятельности и с которым были тесно связаны все последующие построения и развитие идей и концепций. Единая для различных исторических систем метафизическая истина принципов может и должна выражаться во множестве разнообразных и часто внешне противоположных систем, сохраняя при этом свою изначальную целостность, поскольку, по утверждению С. Н. Трубецкого, «древо человеческого познания пребывает единым во всех своих разветвлениях»[121].
105
106
Поиск универсального метода познания не уводит от понимания разности исторических задач, стоящих перед разными эпохами. И. Шевелев обращает внимание на то, что объекты культовой архитектуры всякий раз выражали главную парадигму сознания своего времени. Так, для Египта «пирамида — идеально материализованное чувство восхищения перед гармонией Мира и Числа. Древнегреческий храм — застывший в мраморе гимн пропорциям человеческого тела… А византийские и древнерусские храмы — это земные воплощения вместилища Духа».
107
О неизбежном смещении внимания с принципиальной точки знания говорит Ю. Эвола: «Среди представителей определенных кругов на первый план выходило то, что с идеальной точки зрения носит лишь второстепенный характер (эмоциональность, фантастичность). В результате от мифа соответствующего периода сохранялся… его фантастический, эмоциональный или дорассудочный аспект. В подобных случаях мы имеем дело с вырождением изначального типа опыта и познания, которые могли сохранять обычно свойственные им черты исключительно среди представителей элиты закрытого характера»
108
Корень «КН» говорит о правиле и законе, сохраненных, как правило, устной традицией, которая передает метафизические истины в преданиях, мифах и сказаниях.
109
В рассуждениях Л.-Б. Альберти о природе сходства: «Почему так бывает, что каждая особь очень похожа на всех других особей того же рода, — мы ведь видим это в природе и видим, что она это всегда соблюдает в любом живом существе… Лица тех, кого мы видели мальчиками, а затем знавали подростками и кого мы видели юношами, распознаются и тогда, когда они стали стариками, как бы велики ни были те изменения, которые с возрастом, изо дня в день, испытали очертания их лиц. Таким образом, мы можем установить,
110
«История слова «канон» в греческом, латинском и английском языках имеет калейдоскопическое множество значений. Греческое «канон» (связанное с «тростинка», ср. с еврейское «тростинка» или «палка») в первую очередь означает прямой жезл. Этот термин употребляется во множестве производственных смыслов, где реализуется представление о прямоте. Поскольку его использовали для того, чтобы не стали кривыми другие вещи или как образец прямоты. Канон нередко обозначает еще и уровень, т. е. плотницкий или строительный инструмент, которым определяется прямой угол доски или строительного камня. От значений «уровня» или «линейка» произошли все метафорические значения.
В самом широком смысле «канон» представляет собой критерий или стандарт (по-латыни norma), с помощью которого можно определить правильность мнений или действий. Так, греки называли каноном добродетели идеал или выдающуюся личность, а Аристотель называл добродетельного человека «каноном или мерой» истины. Эпиктет (Diss., 1:28) говорит как о человеке, способном послужить образцом для других целостностью своей жизни… В сфере искусства, как говорит Плиний (Естественная история. XXXIV: 8, 55), каноном считали статую копьеносца, изваянного Поликлетом. Она была столь близка к совершенству, что ее признали идеалом красоты и пропорциональности человеческого тела. В хронологии канонами называли главные эпохи или эры, которые служили отправной точкой для всех промежуточных дат (Плутарх., Солон, 27). В музыке гамма, по которой выстраиваются все остальные звуковые отношения, получила названия «канон»… Наконец, в средневековой латыни этим словом называлась прямая металлическая труба (ствол), придававшая направление полету ядра или снаряда. Основной смысл обращений к термину «канон» охватывает следующие развернутые понятия:
— «тростинка» или «палка» (в первую очередь означает прямой жезл);
— образец прямоты;
— «уровня» или «линейка»;
— критерий или стандарт (по-латыни norma), с помощью которой можно определить правильность мнений или действий;
— образец для других;
— близость к совершенству, признание идеалом красоты и пропорциональности;
— гамма, по которой выстраиваются все остальные (звуковые) отношения;
— придание направления»
112
Следует обратить внимание на замечание В. М. Кириллина относительно толкования значений чисел-знаков: «Символический смысл того или иного сакрального числа обычно не сводился к какому-либо одному, строго фиксированному значению; согласно законам топологии, он представлял собой некую многослойную, многоплановую и многогранную структуру, содержание которой в каждом конкретном случае — в зависимости от объективно-субъективных факторов контекста — могло предстать как более или менее однозначное. Это необходимо учитывать при анализе какого бы то ни было, основанного на числовых отношениях, явлениях средневековой культуры»
113
Теменология, по словам А. Корбена, призвана заниматься не только храмовой теологией и философией, но прежде всего что именуется Imago Tampli — образ Храма. Теменология соответствует образу Храма как вместилищу первосмыслов.
114
Топология, по формулировке Аристотеля, как диалектический метод является способом «познания первых начал всякой науки»… Логика топологического развертывания позволяет судить о правилах и возможностях построения художественного высказывания, будь то литературное произведение, теологический или философский трактат, изобразительное или архитектурное повествование… Понятие «топос» традиционно используется для обозначения места расположения, или, еще сильнее, священного местоприсутствия
117
«Имеет большое значение и важно для всей работы в целом правильно постичь начало, ибо ничего, прямо говоря, не возникнет из этого разумного, если истинное начало останется непознанным» (О Пифагоровой жизни. М., 2002. С. 111).
118
Принцип, по трактовке В. И. Даля: «Научное или нравственное начало, основанье, правило, основа, от которой не отступают»
119
120
«Каждая ли наука исследует и объясняет свои начала, или у каждой из них есть некая одна наука о началах, решить нелегко… А относительно начал, о которых рассуждают математики, они не стремятся давать доказательства, и даже утверждают, что это не их дело — рассматривать начала, но достигнув относительно их согласия, они доказывают то, что следует после них» (Фрагмент из Евдемовой «Физики» //