Храм, рассматриваемый как некий сакральный центр, всякий раз интерпретируется как место реального присутствия святыни. «Следует заметить, — говорит Р. Генон, — что в тех местах Писания, где упоминается Шехина («реальное присутствие» Божества в мире), чаще всего говорится о создании духовного центра: сооружении Ковчега Завета, построении храмов Соломона и Зоровавеля. Такой центр, устрояемый в соответствии со строго определенными правилами, и в самом деле должен являться местом проявления Божества, рассматриваемого прежде всего в своем светоносном обличье… выражение «место пресветлое и пречистое» (а в православии — «в месте светле, в месте злачне») вполне может быть отзвуком древней жреческой науки»[146]. Обращает на себя внимание соответствие пропорций Скинии как ядра, воспроизводимого последовательно в Храме Соломона и Зоровавеля. Любопытно то, что числовая закономерность Скинии прослеживается в пропорциях Софии Новгородской, обмеренных автором лично. Пропорция Скинии 20: 60 фиксируется в линейном размере центрального нефа, соответственно, это расценивается в данном случае как каноническое ядро, сохраняющее сакральную структуру библейского первообразца.
Каноническим модулем «именованного канона» будет комплекс сакральных чисел, связанных с именем, которому посвящено пространство храма. Основанием чему будет служить числовая традиция, зафиксированная в предании. Она обычно восходит к определению первообразца, во имя и «во образ» которого возводится храм.
Протяженность пространства — категория качественная, определяемая сакральным числом направлений. Направления задаются от основной точки, протяженность ограничивается определенным числом мер, продиктованных посвящением пространства, и сакральной канонической традицией предания. Все эти утверждения создают смысловую наполненность пространства, которую можно «прочитать», прибегая к использованию константно-числовых принципов традиционного искусства храмостроения[147].
Зависимость от сакральных числовых констант в организации культового пространства прослеживается как в западной, так и восточной традициях. Существует некая культовая общность между западной и восточной архитектурной традицией, выражаемая в семантике их форм и пространственных соотношений[148]. Наличие стойких сакральных числовых модулей в западноевропейском зодчестве вызвало в середине XX столетия ряд исследовательских работ, которые проиллюстрировали аналогичные с древнерусской традицией параллели, характерные наличием структурирующей роли числовой семантики в организации сакрального пространства.
В связи с вышесказанным определение числового канона конкретного пространства должно быть обусловлено посвящением конкретного пространства, т. е. какому именно сакральному образу (имени) посвящен храм, с последующим определением групп чисел, догматически и мифологически связанных с прославлением этого Священного лица. Группы чисел, связанные с посвящением, будут относиться к сакральным числам, определяемым как «образ образа» или «неисчислимые числа» образа. Ряд чисел, полученных с помощью праобразца или кодифицированных Священным Преданием, будут причисляться к «исчислимым числам», или как определял Платон, а за ним Августин Блаженный — к «числам красоты, искусства и творческого разума». Эти числа могут участвовать в расчетах, их сопоставление позволяет определять гармонические законы, по которым складывалось конкретное пространство. Их можно определить как «числа гармонии». Вся структура мира основана на этих числах. Пропорции золотого сечения таинственно гармоничны — золотое сечение (1,618…), число π (3,142…), число е (2,718…).
Это иррациональные, но геометрически выразимые соотношения мира, константы бытия, которые как гармонические принципы использовались в искусстве разных эпох. Парфенон в Греции и японская пагода, пирамиды в Египте и древнерусские храмы выглядят по-разному, но воплощают одни и те же гармонические константы, единую математику универсального мира.
2.3. Мера. В поисках исходной матрицы
Исторический генезис системы антропоморфных мер и образованные путем комбинаторного взаимосочленения мерных групп гармонические закономерности как явления второстепенные для нашей темы намеренно останутся за границами исследования[149]. Этот подход позволит нашему исследованию выйти за рамки прикладной исторической метрологии и применить метод обобщения мерных групп с позиции антропоморфизма, без разделения на исторические рефлексии. Принятое теоретическое обобщение сформирует потенциальную возможность адаптировать парадигматический прием трансляции текстов Священного Предания и Священного Писания и адекватной смысловой формы, свойственной традиционной системе взглядов древности. Представляемый метод основан на непосредственном считывании меры как элемента универсального порядка и восприятии его абсолютного значения, каковым наделен каждый член антропоморфной системы мер, а именно — пядь, фут (стопа), аршин, сажень.
Использованную в этой книге источниковедческую базу по проблемам метрологии составили труды П. Г. Буткова, Н. Н. Веселовского, В. Я. Гебеля, Т. В. Каменцевой, Н. В. Устюговова, Ф. И. Петрушевского, Д. И. Прозоровского и др. Круг вопросов исторической метрологии, занимающий этих авторов, затрагивает проблемы генезиса меры и ее параметров, атрибуции древнерусской мерной системы[150]. Особенностью этого ряда работ явилась та черта исторической метрологии, когда за исходную точку анализа принимается подвижность самой мерной единицы, и при этом практически не затрагиваются проблемы семантики сакрального числа. Нам хотелось, осмыслив эти стремления, по возможности на их базе сформулировать, во-первых, логику изменчивости внутри мерной единицы и, во-вторых, логику мерности священного пространства. Об архитектонической соразмерности компонентов в мышлении архитектора и поэта говорит Ш. И. Шукуров: «Поэт и зодчий всегда и в первую очередь «строят», памятуя о том, что их творческая деятельность сопряжена с онтологическим чувством мерности[151] всего мироздания и Храма как его средоточия и истинного дома бытия».
Закономерно встает вопрос о степени сознательности творческого процесса, который последовательно воспроизводит определенную парадигму сознания, призванную вычленить канонические установки из универсального символа. Психология, философия и богословие разными терминами определяют первичный этап рождения объекта из архаического символа. Психология говорит о влиянии на этот процесс абсолютного бессознательного. Богословие — об откровении. Так или иначе, но в синхронности творческого подхода позволительно видеть безусловное влияние надличностной исторической идеи, которая как бы «витает в воздухе» и интуитивно считывается в момент творческой экзальтации. Сам момент рождения и оформления концепции произведения зачастую фиксируется в легендарных и мифологических сюжетах, которые весьма стойко сохранены в литературных источниках. В. Н. Топоровым и В. М. Кириллиным озвучено наличие факта использования в литературных конструкциях средневековой Руси сакральных чисел, за которыми традиционно закреплены особые — ирреальные, символические значения. В данном контексте работы В. М. Кириллина представляют еще одну из опор, которые используются для разработки концепции нашего исследования. Результаты выводов В. М. Кириллина выявляют параллели и соответствия мышления сознания древнерусского человека, живущего в традиции христианской духовной культуры. Это сознание зачастую является присущим для эпохи в целом. В рамках означенной мировоззренческой парадигмы, ориентированной на сакральное число как транслятор смыслов метафизического и иррационального плана, были созданы все культурные памятники, начиная от литературных произведений, сказок, былин до произведений архитектурны включительно.
147
По этому поводу приведем слова А. В. Иконникова: «Число использовалось как средство развития структурной основы символа… Числа 3, 4, 7, 12 играли большую роль при конкретизации принципиальной модели города… Связь же с христианской мистикой чисел должна была повысить надежность защиты города (этими не пренебрегали и градодельцы России — Петров чертеж Москвы 1605 года показывает в Скоро доме 12 ворот, хотя при этом от города отходило 11 больших дорог)»
148
Планы западных городов зачастую представляют четкую подчиненность модульной системе. Этому посвящены статьи польского исследователя Я. Поделко. Труды его коллеги М. Лодынской-Косинской, рассматривающей геометрические закономерности в построении готических храмов, демонстрируют свидетельство средневекового отношения к числовой системе в архитектуре, соотносимой с восприятием общего порядка мироустроения. Автор приводит в статье репродукцию миниатюры, на которой представлен образ Бога-Творца — с циркулем, измеряющим сферу. Именно к этому относятся слова Платона: «Бог все время геометризирует».
149
Мы не можем опираться на подвижную в своих параметрах «меру» для определения метрических «принципов», потому как любая историческая мера всякий раз представляет лишь частный случай в реализации универсальной парадигмы.
150
До реформы, вызванной решениями Парижской хартии, величина меры определялась ее именованием, поэтому в исторической метрологии применялся термин «именованные меры».