Притвор и храм содержат христологические числа: 7, 12 и мариологические числа: 8, 9, 15, которые могут встречаться как в длине, так и в ширине храма. Возможны варианты планов церквей, в которых величины удваиваются: 8 х 2, 9 х 2,15 х 2, что довольно распространено в русском храмостроении. Число 25 чаще встречается в основных размерах храма, таких как полная длина, включая алтарь, или ширина храма. Вертикальные пропорции, формирующие фасад и разрез, содержат числа 8,9,15, 25, 30,33. В них также возможны удвоения величин: 8 х 2,9 х 2,15 х 2. На некоторых примерах можно пронаблюдать, как работают мистико-числовые принципы в пропорциях древнерусских храмов. Они ярче всего выражены в величинах длины и ширины, в высотах храмов, а также в длине храмов от Царских Врат до притвора[220].
3.2. Парадигмы древнерусского храма
В результате трансформации взглядов на древнее наследие и поиск новых творческих приемов, продиктованных требованием настоящего времени, произошло тотальное забвение главного традиционного творческого метода, который представляет собой «творение по образцу». Древний канон[221] остается для нас актуальным, вопрос только в том, каким языком пользоваться для его прочтения и каким методом воспроизводить его сейчас.
Библейские сказания, связанные с описанием строений Ноева ковчега, Скинии, храма Соломона, — это ветхозаветные ОБРАЗЦЫ. Описание Небесного Иерусалима в Откровении Иоанна — это новозаветный образец для церковного зодчества. Принятие христианства на Руси связано с получением нового Откровения и нового образца, дарованного для подражания. Этот образец определил формирование облика древнерусского храма, оставшегося неизменным в основе своей до настоящего времени. Безусловное следование неизменному правилу, которое организует структуру храма уже многие века, исторически сопряжено с отсутствием каких-либо определений относительно работы этого правила.
Знаковая ценность канона[222] как принципа образного структурирования числом в практике древнерусского зодчества и Средневековья не рассматривалась исследователями, хотя это является опорой для дальнейшего изучения принципов развития древнерусской архитектуры[223]. Частично вопросы метрологии затрагивают области «геометрии и алгебры» как гармонизирующих составляющих в пропорциональных отношениях архитектурного объекта. Однако указанное триединство неразрешимо без обращения к «науке о числе» как важнейшему феномену образно-символического сознания.
Анализ художественно-эстетического осмысления канона проведен А. Ф. Лосевым в «Истории античной эстетики» и других работах[224]. А. Ф. Лосевым канон кратко определен как «модель художественного произведения… который интерпретируется как принцип конструирования известного множества произведений». Соблюдение канона в культовом зодчестве трактуется однозначно: как тщательно соблюдаемая художественная традиция. Однако какая-либо «единая» художественная традиция не может быть вычленена как норма и источник канона, так как она всегда будет нести следы историчности. Канон внеисторичен. Он отражает вневременную числовую константу, тогда как стилистическое направление отражает характерные черты конкретного исторического периода.
Канон есть проявление «общего», постоянного и непреходящего, стилистика — проявление в произведении «частного» и временного.
Предания Священной истории предваряются рассказами о перво-явлении или откровении образцовой модели. Эта модель представляет собой обычно абсолютное «начало» новой священной традиции. Воспроизведение образцовой модели становится равносильным актом творения «нового», примером для подражания, необходимо воспроизводимым при творческом акте. Всякий раз при рождении концепции новой образцовой модели храма воссоздается построение «нового мира», который необходимо построить «всем подобием» действию Творца, как было открыто пророкам или праведникам. Поскольку «сотворение мира», по М. Элиаде, «есть творчество по определению, то космогонический миф (предание) становится образцовой моделью для всего многообразия творческих проявлений»[225]. Перед нами предстает всякий раз «вторжение священного (или сверхъестественного) в этот мир. Именно эти вторжения явились реальной основой создания мира и сделали его таким, какой он есть сегодня»[226]. Далее М. Элиаде говорит, что предание, «миф рассматривается как сакральное повествование и, следовательно, как событие действительно произошедшее, так как оно всегда имеет отношение к определенным реальностям»[227].
Итак, первое библейское предание, повествующее о создании нового мира, или Дома для нового мира, был Ковчег, ставший на все века символом всякого храма как Ковчега Спасения. Нашему вниманию важно транслирование в предании о строении Ковчега числового ряда: «Длина Ковчега 300 локтей, широта его 50 локтей, а высота его 30 локтей» (Быт., 6: 14–22).
Первообразом для ветхозаветных храмов стала Скиния, показанная Моисею на горе, та, «на которую повелевается взирать, как на первообраз, чтобы рукотворенным устройством ее показать нерукотворенное чудо… объемлющее собою вселенную»[228]. Образец Скинии был призван воплотиться центральным ядром в последующих творениях как образец совершенного храма.
Иерусалимский храм, построенный царем Соломоном, задан числами 20: 60: 120. «И вот основание, положенное Соломоном при строении дома Божия: длина его шестьдесят локтей, по прежней мере, а ширина двадцать локтей; и притвор, который перед домом, длиною по ширине дома, в двадцать локтей, а вышиною во сто двадцать» (3 Цар., 6 и 7 и 2 Пар. 3: 3–4). Итак, мы видим в предании сохраняемую числовую структуру Скинии и указание делать «по прежней мере». Это библейское наставление и есть момент утверждения канона.
О втором Иерусалимском храме интересно замечание архитектора и исследователя В. Д. Фартусова, который составил чертежи реконструкций Ноева ковчега, Скинии Моисея, Первого и Второго Иерусалимских храмов[229]. Этот архитектор рубежа XIX–XX вв., озвучивая каноническую традицию следования первообразцам, акцентирует важные для нашей темы места. Прежде всего, он упоминает о следовании первообразцу, указанному пророком Иезекиилем, затем поясняет метод применения образца в пределах «общего распределения» и числового соответствия пропорций[230].
Первый пример легендарного получения «священного образца» в древнерусской культуре представлен при возведении Успенской Киево-Печерской церкви. Для Руси был дан новый образец. Этот образец был явлен в священном откровении, и образец храма имеет небесное происхождение, так как Шимон Варяг узрел церковь, парящую в небе. Налицо полное соответствие библейской традиции явления первообразца. Таково было начало уникального русского зодчества, и это событие совершенно справедливо можно толковать как явление канона.
Мера приобретает характер переменного модуля. Древнерусская каноническая традиция, вслед за библейской, говорит о том, сколько «раз» мерить, и это будет сформулировано как строительство «в ту же меру».
Пропорциональная система собора Божией Матери Киево-Печерского монастыря как идеализированная схема соборного древнерусского храма воспроизводилась как иррациональная первооснова. Храмы «в ту же меру», что и собор Киево-Печерского монастыря, возводились не как точные копии, а как топологические подобия, путем воспроизведения канонической числовой модели. Со временем изменялись стилистические особенности, отдельные детали убранства и т. д., однако сохранялось внутреннее единство благодаря каноническим числовым константам, воспроизводимым по закону аналогии или «по подобию».
220
См.:
221
«Каноны в искусстве, как и законы в науках, являются
222
Акцент на математическом приоритете в онтологической составляющей канона ставит сербский теоретик архитектуры Д. Петрович: «В течение многих веков люди исследовали линейные пространственные отношения в индивидуальных и общих категориях и КАНОНАХ, соответственных общественных событиях и явленных в сфере искусства… Если бы только интуиция служила бы объяснением для весьма сложных пропорциональных отношений, это привело к постоянному, монотонному повторению форм, т. е. к «закону идентичного»… Человек не довольствуется объяснением, что искусство — это лишь фантазия и интуиция в чистом виде. Он исследует и математические связи, которые не случайны»
224
228
Св.
229
«Я верю, — пишет В. Д. Фартусов, — что хотя Евреи устроили второй Храм в разное время, но они не отступали от общих указаний, данных Господом относительно построения его пророку Иезекиилю. Возможно, были небольшие изменения в частностях, но от общаго распределения, как внутренних частей самого Храма, так и построек за оградой его, не отступали. Я верю этому потому, что как Евангельские сказания, так и Апостольские события, бывшие при Храме, настолько я понял, указывают на многие постройки, которые описываются у пророка. Достойно примечания то обстоятельство, что на некоторые постройки, возникшие уже после земной жизни Спасителя, при римском императоре Нероне, о которых говорит Иосиф Флавий в своей истории Еврейского народа, есть также указания у пророка Иезекииля»
230
О методе общего распределения пропорций в библейской традиции см.: