Выбрать главу

Город столичный это всегда отмежевание священного пространства от профанного по правилам orientatio. Среди правил orientatio центральной позицией выступает устроение особым образом отмеченной доминанты, с которой связано явление иерофании. Каждый древнерусский город — это отражение Иерусалима Горнего в той или иной степени раскрытия и реализации. Эту идею воплощали всякий раз снова и снова в разные эпохи. В воспроизведении сакрального Небесного прототипа совершался главный духовный принцип осуществления подлинной реальности. Образ идеального города становится реальностью благодаря применению древнего принципа аналогии: «Как на небе, так и на земле», «Как в проекте — так и в реальности». Если воссоздан идеальный лик города, значит, по закону соответствия он начинает способствовать восстановлению небесного прототипа в реальности. Златоверхие храмы исторических городов представляют собой преломление, рефлексы идеи сияющего Небесного Города в топологии города. Предание о Золотом Городе, Китеж-граде, ушедшем в небытие, оставило по себе напоминание в приверженности русской архитектуры прославлять сияние духа златовершием русских городов и также примеры чудовищных утрат святынь и земель, которые пережила русская история.

Разговор о Кремле как реализованном в полноте архетипе Священного Центра начнем с констатации основным топологических черт, свойственных всякому центру. Основание духовного центра или святого места может произойти традиционным способом, одним из которых является orientatio, по которой происходит преображение профанного пространства. М. Элиаде упоминает о том, что на избранное место «указывает нечто извне человеческой сферы — ослепительная ли иерофания, космологические ли символы, составляющие основу ориентации и геомантии, или же просто «знак» иерофании». Общим и естественным знаком иерофании принято считать гору или естественное возвышение. Особенно эта маркировка активна для равнинной географии, когда холм, возвышение и гора априори воспринимается как иерофаниия доминанты. Гора — выделенное самой природой место, в силу своей естественной сути доминирует над обыденным, обособляет и возвышает над пространством, разделяя тем самым сферы горизонтального модуса на сакральную зону и зону профанную. Помимо горизонтального аспекта гора выступает как вертикальная ось, подчеркивая связь с тремя уровнями мира: Небом, Землей и Преисподней, то есть миром Божественным, миром людей и миром предков.

Гора в смысле медиативной зоны между Небом и Землей наиболее часто выступает или лестницей в Небо, или основанием для Храма — Дома Бога на земле, а соответственно, «Центром мира». М. Элиаде выявлены три взаимосвязанных и взаимодополняющих момента, определяющие иерофанию доминанты Центра:

1. Священная гора, где сходятся Земля и Небо, стоит в Центре мира.

2. Любой храм, дворец или, более расширительно, священный город или царское жилище уподобляются Священной горе и тоже становятся Центром.

3. Храм или священный город, через которые всегда проходит ось мироздания, считаются местом схождения Небес, Земли и Ада.

Развитие города Москвы основано на канонической модели, воспроизводящей парадигму первотворения. А именно: город основан на горе. Следующий канонический аспект, связанный с топосом Святого места и Центра Мира, — это сооружение алтаря, которое сугубо представляет повторение акта творения мира. М. Элиаде пишет: «Священные места высшего ранга — алтари и святилища строились, разумеется, по традиционным канонам. Но в конечном счете эти каноны дала выработка in illo tempore (от начала времен) архетипа святого места, архетипа, который с тех пор при возведении каждого нового храма, святилища или алтаря воспроизводился снова и снова».

Соответственно, строительство храма продолжает акты косми-зации пространства, то есть освящения пространства, отделение сакрального уровня пространства от профанного. Построение собора Спаса на Бору в X в. на Боровицком холме представляет собой совершенно аналогичную систему организации сакрального Центра и развивающегося вокруг него освященного пространства. Таким образом, — по М. Элиаде, — «алтарь превращается в наделенный имманентным мистическим пространством и временем микрокосм, существующий внутри иноприродного ему профанного пространства и времени. Сооружение алтаря — это повторение акта сотворения мира».

Подобный принцип возникновения городов на холме или горе имеет множество примеров в истории градостроительства. В словах «город» и «гора» слышится созвучие слова «горе», стремление к возвышению, в идее своей — стремление к миру горнему, Царству Божиему. В христианскую эпоху основание города на холме, горе или возвышенном рельефе происходило под возможным влиянием прообраза идеи Сиона при основании Иерусалима. В Ветхом Завете у пророков совмещение понятий Сиона и Иерусалима представляется средоточием Народа Божия и Церкви Божией среди всех народов мира. Гора Сион самою природою делалась почти неприступною крепостью и удобным местом для города. Со времени, когда Давид обустроил и украсил гору разными зданиями и дворцами, Сион делается городом Давида и столицею Иудеи. В склонах Сиона была устроена гробница Давида и других царей. Ветхозаветная церковь была прообразом новозаветной, которая находится во внутренней теснейшей связи с Царством Божием на небе. Имя Сион у пророков часто означает Царство Божие во всей его полноте, обнимая собою все Царство Божие — на земле и на небе, от ветхозаветных начал до окончательного совершения всего как одно великое целое.

Начать город с горы, как был начат Иерусалим от Сиона, значит уподобить судьбу города судьбе Града Божия, в котором соберется Народ Божий, Церковь Божия и Царствие Божие. Образ горы Сион в основании христианского города есть образ вечной полноты Царствия Божия, поэтому, какая бы степень воплощения идеи Града Небесного ни была бы осуществлена в историческом развитии христианского города, он всегда будет являться окончательно совершенным в вечности образом Града Небесного и Царствия Небесного. Символ Москвы как образ Града Небесного и Царствия Небесного раскрывается через икону «Благословенно воинство Небесного Царя…» XVI в. из Успенского собора Московского Кремля. Каждый фрагмент этой иконы символически присутствует в градостроительной структуре Кремля и Москвы: гора Сион; «Чертог Красоты и Великолепия» посреди Небесного Града, в котором восседает на Престоле Пресвятая Богородица с Предвечным Младенцем на руках; ветхозаветная Скиния и небесные сферы. Икона, по всей видимости, отражает архетипическую модель Сакрального центра.

«Символизм Центра включает целый ряд понятий, таких как точка пересечения космических сфер (канал, соединяющий Землю и Ад); место иерофании, т. е. реально существующее, в высшей степени «животворное» место, где находится источник всякой реальности и, следовательно, энергии и жизни»[242].

Ценно то, что иконописные изводы подсказывают изобразительный язык для современной идеографии, которая будет продолжением узнаваемого ряда священных топосов города и его доминантных иерофаний.

Основание Сиона и возникновение Иерусалима на его склонах очень близко с описаниями возникновения Москвы на Боровицком холме. Как Сион исторически сделался городом Давидовым, столицей Иудеи, а символически принимался за сам Иерусалим, за Царство Небесное во всей его полноте, так и Московский Кремль, основанный на Боровицком холме, исторически стал корнем и сердцем Москвы и Московского государства, в котором кристаллизована идея столичного христианского города. Символически Москва знаменует собою Небесный Иерусалим в Царствии Небесном. «Холм среди города сего дивного» — это гора Сион в Небесном Граде. Для Москвы — «Небесного Града» — горой Сионом является Кремль, соединяющий в себе идею Святой горы Сион, Иерусалима Палестинского и Иерусалима Небесного, т. е. полноту Царствия Божия. Многомерность символа Небесного Града позволяет сказать, что Кремль в образе горы Сион и Кремль в образе Небесного Иерусалима являет пример символического совмещения понятий. Связывая Кремль и Москву с образом Небесного Иерусалима, видим образ города в городе или нарастание масштабности символа, что так характерно для христианского мировоззрения. Математическая наука знакома с этим явлением как теорией фрактальных подобий.

вернуться

242

Элиаде М. Очерки сравнительного религиоведения. М., 1999. С. 229.