Дальше я должен сказать, как и в лучшую пору Венеры
Может быть обращен в бегство опасный Амур.
Многое стыд не велит говорить; но ты, мой читатель,
360 Тонким уловишь умом больше, чем скажут слова.
Нынче ведь строгие судьи нашлись на мои сочиненья,
Слишком проказлива им кажется Муза моя.
Пусть, однако, они бранят и одно и другое —
Лишь бы читались стихи, лишь бы их пели везде!
365 Зависть умела хулить и великого гений Гомера —
Чем, как не этим, себя некий прославил Зоил?{109}
Да и твою святотатный язык порочил поэму,
Ты, кто из Трои привел к нам побежденных богов.
Вихри по высям летят, бьют молнии в вышние горы —
370 Так и хулитель хуле ищет высокую цель.
Ты же, кому не по вкусу пришлось легкомыслие наше,
Кто бы ты ни был, прошу: мерку по вещи бери.
Битвам великой войны хороши меонийские стопы,
Но для любовных затей место найдется ли в них?
375 Звучен трагедии гром: для страсти потребны котурны,
А заурядным вещам впору комический сокк.{110}
Чтоб нападать на врага, хороши воспаленные ямбы
С ровно бегущей стопой или хромые в конце.{111}
А элегический лад поет про Амуровы стрелы,
380 Чтобы подруга забав молвила «да» или «нет».
Мерой стихов Каллимаха нельзя славословить Ахилла,
Но и Кидиппу нельзя слогом Гомеровых уст.
Как нестерпима Таида,{112} ведущая роль Андромахи,
Так Андромаха дурна, взявши Таидину роль.
385 Я о Таиде пишу, и к лицу мне вольная резвость:
Нет здесь чинных матрон, я о Таиде пишу.
Если шутливая Муза под стать такому предмету,
То и победа за мной: суд оправдает меня.
Зависть грызущая, прочь! Стяжал я великую славу,
390 Будет и больше она, если продолжу мой путь.
Ты чересчур поспешила; дай срок, тебе хуже придется:
Много прекрасных стихов зреет в уме у меня.
Слава тешит меня и ведет и венчает почетом —
Твой же выдохся конь в самом низу крутизны.
395 Столько заслуг признала за мной элегия наша,
Сколько в высоком стихе знал их Вергилий Марон.
Вот мой ответ на хулу! А теперь натяни свои вожжи
И колесницу, поэт, правь по своей колее.
Если обещана ночь, и близится час для объятий,
400 И молодая спешит к милому сила труду, —
То, чтобы всей полнотой не принять от подруги отраду,
Ты в ожиданье того с первой попавшейся ляг.
С первой попавшейся ляг, угаси ею первую похоть:
После закуски такой трапеза будет не в сласть.
405 Лишь долгожданная радость мила: питье после жажды,
Свежеть после жары, солнце за холодом вслед.
Стыдно сказать, но скажу: выбирай такие объятья,
Чтобы сильнее всего женский коверкали вид.
Это нетрудная вещь — редко женщины истину видят,
410 А в самомненье своем думают: все им к лицу.
Далее, ставни раскрой навстречу свободному свету,
Ибо срамное в телах вдвое срамней на свету.
А уж потом, когда, за чертой сладострастных исканий,
В изнеможении тел, в пересыщении душ,
415 Кажется, будто вовек уж не сможешь ты женщины тронуть
И что к тебе самому не прикоснется никто, —
Зоркий взгляд обрати на все, что претит в ее теле,
И заприметив, уже не выпускай из ума.