Вот почему, хотя военная психология и исследует важнейшую сторону явлений войны, ее выводы не могут почитаться окончательными. Таковые могут быть сделаны лишь тогда, когда духовная сторона явлений войны будет вновь воссоединена с материальной стороной. Если принять выводы, сделанные военной психологией за тезу, а выводы, полученные из изучения материальной стороны, — за антитезу, то окончательный вывод может быть только синтезом (обобщением), а не противопоставлением.
Отсюда следует, что военная психология, даже в широко раздвинутых рамках, может быть лишь вспомогательной наукой для социологии войны, являющейся высшей синтетической наукой о войне. А потому, если, с одной стороны, создание социологии войны требует скорейшего создания психологии войны, то, с другой стороны, последняя сможет получить правильные руководящие начала только при достаточном развитии социологии войны.
Глава IV
СТАТИСТИКА ВОЙНЫ
Само собой разумеется, что социология войны должна использовать весь богатый арсенал методов, который так плодотворно уже применяют более развитые отрасли науки об обществе.
На первом месте среди этих методов нужно поставить метод статистический, позволяющий применять количественное измерение многих из качественных изменений, происходящих внутри общества. Отыскивая при помощи этого метода проявление закона большого числа, исследователь получает возможность выяснить объективный ход социальных явлений.
Просматривая перечисление кафедр военных наук в старой русской Императорской военной академии, мы увидим, что в ней существовала в течение полувека до Мировой войны кафедра по Военной статистике. Таковая была создана по инициативе профессора этой Академии Д. Милютина. Однако если читатель заинтересуется — как определялась той же Академией задача вышепоименованной науки, то в последних программах этого учреждения он прочтет следующее: целью курса Военной статистики является изучение сил и средств России и сопредельных с нею государств со стратегическим обзором тех частей, которые могут стать районом действия в случае войны. Здесь мы встречаемся с явлением аналогичным тому, которое обнаружили уже в военно-исторической науке. Основная задача, которую должна была обслуживать Высшая военная школа (каковой по существу дела и являлась наша Военная академия), заключалась в том, чтобы подготовить своих учеников к ведению будущей войны. Поэтому Военная статистика сузила свое поле научного изыскания одним только изучением средств для ведения будущей войны, находящихся в нашем распоряжении, а также тех, которые находятся в руках вероятных противников. Такой курс проходился во всех прочих (кроме русской) Высших военных школах, именуясь с большим правом, «Военной географией» и «сведениями о военном могуществе иностранных государств». Таким образом, почин профессора ген. д. Д. Милютина, создать специальную военную науку в виде «Военной статистики», был извращен его преемниками, введенными в заблуждение тем, что напечатанный в виде диссертации труд Д.А. Милютина представлял собою лишь монографию, посвященную приложению статистических методов к изучению в 1847–1848 гг., потенциальной военной мощи Пруссии. Войны 1866 и 1870 гг.{30} подтвердили все предсказания Милютина, и его восторженные последователи, загипнотизированные его замечательной военно — административной деятельностью в качестве военного министра эпохи великих реформ Александра II, недостаточно оценили его научную заслугу, которая заключалась в применении статистического метода в области военной науки. Ограничение кругозора официальной военной науки одними! только рамками науки о ведении войны, привело к тому, что новые ростки «Военной статистики» появились вне полей обрабатываемых Высшей военной школой. Таким ростком является книга капитана австро-венгерского Ген. штаба — Отто Берндта под заглавием «Число на войне»[115]. Отметим здесь, что появлению этой книги в свет помогло обстоятельство, не имеющее ничего общего с военной наукой. Отец автора этой книги был одним из крупных издателей Вены, вследствие чего в вопросе о напечатании этой книги! отпадало самое труднопреодолимое препятствие: стремление издателя окупить свое издание. Не знаю, каковы были коммерческие результаты напечатания книги капитана Отто Берндта, но одно можно сказать, — что она не? обратила на себя того научного внимания, которое она заслуживала. Объектом статистического исследования Отто Берндта являются войны XIX столетия. Изучая число и продолжительность войн, численность армии в наиболее крупных операциях, длину операционных линий и величину маршей, численность потерь в важнейших сражениях и осадах, он обнаружил некоторую закономерность в явлениях войны. В особенности интересны его исследования о потерях в бою. Тут он намечает новый метод исследования явлений боя, который, по нашему мнению, обещает быть чрезвычайно плодотворным для социологического исследования войны.
Не все выводы Отто Берндта приемлемы; как всякий первый исследователь, проникший в неизведанную еще область, он часто блуждает. Однако общее направление, взятое им, верно, и нам остается лишь следовать его примеру.
Одна только таблица 66 его книги, в которой графически нанесены проценты потерь убитыми и ранеными («кровавые» потери) сторон, дравшихся в главных сражениях Семилетней войны{31} и войн первых трех четвертей XIX века, открывает перед социологическим изучением войны широкие горизонты.
Прежде всего бросается в глаза, что только в двух сражениях из приведенных Отто Берндтом победитель понес потери, превышающие 25 %. Этими сражениями являлись Цорндорф и Асперн{32}. Но в обоих случаях победа, приписываемая в первом случае пруссакам, а во втором австрийцам, является весьма условной. Столкнувшиеся под Цорндорфом в 1757 г. прусская и русская армии «разбились друг о друга»: Фридриху не удалось нанести сколько-нибудь решительного поражения русской армии, которая сохранила за собой поле сражения. Правда, к концу боя русская армия была отрезана от своего пути отступления, но Фридрих И, за истощением своих войск не мог воспользоваться этим[116].
Столь же условную победу одержали в 1809 г. австрийцы над Наполеоном под Асперном. Хотя в результате этого сражения Наполеону и пришлось отвести большую часть своих войск, переправившихся через Дунай, обратно, тем не менее «победитель» его — эрцгерцог Карл — настолько сам «разбился», что не только не помешал этой обратной переправе, но даже не смог оттеснить французских арьергардов, зацепившихся на северном берегу Дуная.
Вот почему можно установить, что для сражений второй половины XVIII и всего XIX века пределом наибольшей моральной упругости войск, после которого они не способны уже к победе, являются кровавые потери в 25 %.
Насколько противоречит этот вывод обыденному представлению о непобежденных войсках, дравшихся до последнего человека! «Слова Полибия, — пишет Ардан дю Пик в своем классическом психоанализе сражения у Канн, — большая часть осталась на месте, защищаясь доблестно до последней крайности — освящены задолго до Полибия; побежденные утешаются мыслью о своей храбрости, а победители никогда не оспаривают их. К несчастью, цифры налицо»[117].
Рассматривая взаимоотношения кровавых потерь победителя и побежденного, Отто Берндт пишет: «В Семилетнюю войну, так же как и в войнах Наполеона, победитель терял убитыми и ранеными меньше, чем побежденные (для Семилетней войны — 14 % и 19 %, для Наполеоновских войн — 12 % и 19 %). В больших же войнах второй половины XIX столетия проценты кровавых потерь победителя и побежденного сравниваются. В первую половину франко-прусской войны 1870–1871 гг. — процент потерь у победителя даже превышает таковой у побежденного (немцы — 10 %, французы — 9 %). В войну 1866 г. взаимоотношение остается еще прежним — 7:9, но это обусловливается большим качественным превосходством прусского ружья, иначе же это соотношение оказалось бы подобным тому, которое установлено для 1859 г. (8 % победитель и 8,5 побежденный). Таким образом, можно считать верным предположение, что в современных войнах, при равном вооружении сторон, победитель будет нести в среднем, по крайней мере, такие же кровавые потери, как и побежденный».
115
116
Статья профессора ген.