Картина эволюции, нарисованная теоретиками, напоминает ветвистое дерево, по которому время, словно древесный сок, поднимается от корней, уходящих на 4 миллиарда лет назад, к самым тонким веточкам на вершине, символизирующим настоящее. Каждый его сук, каждая ветка или побег – это отдельный биологический вид, и все они устремлены ввысь. Это древо жизни прекрасно иллюстрирует одну из ключевых особенностей эволюции: если ветка однажды расщепляется, она уже не воссоединится. Биологические виды расходятся, чтобы никогда больше не сойтись вновь.
И все же «древесный» символ эволюции в некоторых своих аспектах неверен. В частности, отсутствует связь между толщиной «сучьев» и размером соответствующей им популяции: толстая нижняя часть «ствола» представляет куда меньше организмов в смысле общей биомассы, чем какой-нибудь тонкий «побег» на вершине. (Только задумайтесь, например, о человеческой «веточке»…) То, каким образом расщепляются ветви, тоже может ввести нас в заблуждение, поскольку начинает казаться, будто между видами долгое время сохраняется преемственность, даже после появления новых, подобно тому, как на дереве молодые побеги вырастают из старых. Дарвин полагал, что видообразование происходит постепенно, но ведь он мог и ошибаться. Теория «прерывистого равновесия» Стивена Гулда и Нильса Элдриджа основывается на противоположной идее: новые виды появляются внезапно. В действительности существуют прекрасные математические модели, согласно которым при видообразовании сочетаются оба этих элемента: что-то происходит вдруг, а что-то – мало-помалу.
Другой недостаток древа жизни заключается в том, что многие ветви на нем попросту отсутствуют, поскольку большое число видов не оставило после себя даже окаменелостей. А больше всего нас сбивает с толку то обстоятельство, что люди находятся на самой верхушке. В силу особенностей нашей психологии мы отождествляем высоту с важностью (как, например, в выражении «ваше королевское высочество»). Идея, что именно мы – самые важные существа на Земле, льстит нашему самолюбию. Между тем как высокое положение на древе жизни показывает лишь время возникновения вида. Так что каждый современный нам организм, будь то таракан, пчела, ленточный червь или корова, располагается с нами на одной высоте.
Гулд в книге «Удивительная жизнь» выступает против древовидной модели по другой причине. Его возражения основывались на изучении замечательной серии окаменелостей, сохранившихся в сланцах Берджесса. Окаменелости, датируемые началом кембрийского периода[57], являются останками мягкотелых существ, живших в прибрежном иле у покрытого водорослями рифа и похороненных оползнем. До нас дошло очень немного окаменелостей мягкотелых организмов, поскольку обычно сохраняются лишь твердые части тела. (Несколько хороших окаменелостей найдены также в Китае.) Сланцы Берджесса были открыты в 1909 году Чарльзом Уолкоттом, однако их значение оставалось недооцененным вплоть до 1971 года, когда они были тщательно исследованы Гарри Уиттингтоном. Все организмы оказались расплющенными, и было практически невозможно понять, какой облик они имели при жизни. Саймон Конвей Моррис разделил сплющенные слои и реконструировал с помощью компьютера первоначальные формы. Так удивительный секрет этих сланцев был открыт миру.
До того момента палеонтологи классифицировали фауну сланцев Берджесса в рамках общепризнанных биологических типов: черви, членистоногие и тому подобное. Теперь же стало ясно, что большая часть такой классификации ошибочна. Например, мы знали всего четыре обычных вида членистоногих: трилобиты (ныне вымершие), хелицеровые (пауки, скорпионы), ракообразные (крабы, креветки) и трахейные (насекомые и прочие). Однако, помимо представителей указанных видов, в фауну Берджесских сланцев входят двадцать других абсолютно отличных типов. В одном этом оползне сохранилось, подобно цветам, засушенным между страницами книги, куда больше биоразнообразия, чем существует ныне.
Раздумывая об этом удивительном открытии, Гулд понял, что большинство ветвей древа жизни, выросших из фауны Берджесских сланцев, «засохли» и «отвалились», короче говоря, вымерли. Давным-давно 20 из 24 вариантов строения тел членистоногих исчезли с лица Земли. Мрачный Жнец недрогнувшей рукой обрезал побеги древа жизни, причем использовал отнюдь не маникюрные ножнички. Гулд предположил, что наилучшим наглядным символом будет не дерево, а куст. Из древней почвы то тут, то там пробивались «кустики» различных видов. Большая их часть «засохла» сотни миллионов лет назад. Некоторые другие – превратились в густые заросли, прежде чем также прекратили свое существование миллионы лет назад… И только один из них, превратившись в высокое дерево, дорос до наших дней. А может быть, мы просто неправильно его реконструировали, объединив в одно целое несколько различных «кустов».