Также сын премьер-майора Стрюцкого, служащий в пограничной страже, сообщает в письмах о новых беспорядках на границе с Варшавским княжеством, созданном Бонапартием из австрийских и прусских земель, ранее составлявших Речь Посполитую. Не готовит ли и Корсиканский бес козней против России? Этот вопрос также волнует наше Дворянское собрание. Быть может, ответ на него сможешь дать нам ты, сын мой, ибо армию генерал-лейтенанта Барклая де Толли, скорее всего, после соответствующего пополнения, перебросят в те края. Ведь именно в Белороссии расположены места постоянной дислокации полков, составляющих Северную армию.
Засим прощаюсь с тобой, верю в тебя и жду, что следующее письмо придёт ко мне от подпоручика или поручика Петра Большакова.
5 числа июня месяца 18..года
Вызов капитана, вернее теперь уже майора, командира нашего третьего батальона, Губанова не стал для меня неожиданностью. Я и сам хотел выяснить некоторые вещи и не в последнюю очередь...
- Вы хотите знать, молодой человек, отчего вас повысили сразу на два классных чина? - мгновенно определив моё настроение, спросил у меня он. - Ответ на него весьма прост. Недостаток толковых офицеров. Ну и конечно, рекомендация покойного поручика Федорцова, упокой, Господи, душу его грешную, сыграла свою роль. Он рекомендует вас, Серёжа, как хорошего молодого офицера, готового хоть роту принять под командование. Роты вам, само собой, в ваши-то восемнадцать никто не даст, а вот первых взводом вместо Федорцова покомандуете. Оставляю вам старшего унтера Ермолаева, он теперь ротный фельдфебель, вместо Жильцова. - Пожилой уже фельдфебель Жильцов в сражении потерял правую руку, по самый локоть отсечённую тяжелым шотландским палашом. - Ротным командиром будет Антоненко, он, как и вы, Серёжа, прыгнул сразу на два классных чина вверх. Из подпоручиков в штабс-капитаны. Командира второго взвода мне назначить из унтеров не дали. Так что он прибудет уже в Брянском рекрутском депо.
- Прошу прощения, господин майор, - удивился я, - а как же прапорщик Большаков? Отчего вы...
- Большаков ещё не готов принять под командование своё подразделение, - отрезал майор Губанов. - Во-первых: ему не дал рекомендации штабс-капитан Антоненко. Это весьма важный момент, хотя и не самый главный. Главное же, то, как он вёл себя во время сражения и после него. В отличие от вас, Сережа, его пришлось отпаивать креплёным вином. А во вторую ночь, когда вы отправились пить с унтерами... Оставьте, оставьте, - отмахнулся он от моих оправданий, готовых уже сорваться с губ, - вы не сможете спать и после второй битвы, и даже после третьей. Я вот помню, ближе к первому десятку засыпать спокойно стал, а кошмары мне и по сей день снятся.
Тут мне, как на грех вспомнился кошмар, что привиделся мне этой ночью, когда я, наконец, уснул после обильных возлияний в компании унтеров и таких же, как я, молодых офицеров. В нём голова шотландца, убитого мной, падала с плеч от удара шпаги прямо мне в руки. Я ловил её, словно мяч в новомодной британской игре football. Глядел в лицо - и вдруг понимал, что держу голову поручика Федорцова. Он подмигивает мне и говорит: "Молодец, Серж, ловко ты меня изловил!". От этих слов я проснулся в ледяном поту.
- Вы, Серёжа, пили в компании, - продолжал майор Губанов, - и я хоть и не одобряю винопития, но понимаю, иногда трезвым оставаться нельзя. Однако пить надо с умом и не в одиночку, так недолго и спиться. Вы не отрываетесь от остальных офицеров, не чураетесь унтеров, а прапорщик Большаков прячет свои слабости от других. Именно поэтому вы, Серёжа, будете командовать первым взводом, а прапорщик Большаков ещё поучится у нового подпоручика.
Ничего подобного я не ожидал услышать от майора Губанова, поэтому вышел из дома, который он занимал в деревне Броцены, куда мы временно передислоцировались после битвы, как громом поражённый и минут пять, никак не меньше, простоял у крыльца, обдумывая то, что мне сказал майор.
А потом махнул рукой на всё это и отправился к маркитантам. На полпути меня перехватил Жильцов, всё ещё носящий унтерский мундир, но без знаков различия, и фуражную шапку. Увидев меня, он снял с головы шапку и, комкая её сильными пальцами, сказал:
- Вашбродь, дозвольте обратиться.
- Что у тебя, Жильцов? - спросил у него я.
- Я слыхал у вас, вашбродь, денщика нет, хоть и положен. Один. А мне никак без армии нельзя. Я ведь с малых лет в солдатчине, с тех пор как мою деревню турок пожог и Новоигреманландский мушкетёрский меня подобрал. Некуда мне из армии возвращаться, вашбродь, так дозвольте остаться денщиком-то при вас.