– Здравствуйте, Марат Сергеевич, — да, помню. Мы различаем, и Гегель[2] нас учит, что есть правильность и есть истинность. Истинность включает в себя правильность, но правильность охватывает не всё и не выражает противоречие.
– А для того, чтобы это высказывание стало истинным, нужно уточнить, что коммунизм строят сообща, например, — я строю коммунизм вместе с товарищами и на общее благо.
– Верно, но ещё необходимо добавить, что социализм, как первая фаза коммунизма, — это не просто стройка и не просто перестройка, это борьба. «Социализм», — писал Ленин, — «не готовая система, которой будет облагодетельствовано человечество, а классовая борьба пролетариата, идущего от одной цели сегодня к другой завтра во имя своей конечной цели, приближаясь к ней с каждым днём»[3]. И при полном коммунизме, когда исчезнут классы, будет вестись борьба за общественные интересы. Социализм в СССР потому и разрушился, что перестали за него бороться. Сил хватало, но буржуазная проповедь красивых картинок прекращения классовой борьбы, мол, социализм построен полностью и окончательно, разоружила рабочий класс. Люди забыли, что ни в истории, ни в жизни ничего не бывает окончательного самого по себе. Годы реакции и прогресса, движение вперёд и вспять сменяют друг друга; на войне отступление и наступление; в экономике, в политике, в культуре годы застоя и эпохи расцвета. Истинным является ленинское понимание коммунизма, как борьбы всего общества за обеспечение полного благосостояния и свободного всестороннего развития всех членов общества.
Истинным является ленинское понимание коммунизма, как борьбы всего общества за обеспечение полного благосостояния и свободного всестороннего развития всех членов общества [всех и каждого].
Сейчас эту борьбу наше общество ведёт при господстве буржуазного государства; в переходный период от капитализма к социализму и при социализме государство рабочего класса является уже полу-государством, так как рабочему классу нужно такое государство, «чтобы оно немедленно начало отмирать и не могло не отмирать»[4], но и когда государство, при полном коммунизме, полностью отомрёт («заснёт»[5]), борьба за общественные интересы останется, — борьба с элементами пережитков и традиций старого общества, которые мешают дальнейшему развитию всех и каждого. Гегель писал: когда новое рождается, оно всегда слабее старого, оно поначалу терпит поражения, но, раз оно передовое, то оно не пропадает в поражениях, а укрепляется, и потом оно начинает теснить старое[6]. У Сталина говорится: что борьба нового со старым — вечна. Новое сначала всегда слабее старого, но борьба нового со старым никогда не прекращается, и новое разрастается, укрепляется и побеждает. Кто это понимает, тот никогда с пути борьбы не сходит7.
– Итак, первый пункт — это «мы», в том смысле, что все люди, сообща. Второй пункт, коммунизм — это борьба, для меня это почти синонимы.
– Не совсем, синонимами они будут, если будет совместная борьба за общее дело (всех и каждого), потому что communis (в переводе с латинского) означает «общее».
У меня был такой эпизод. Когда в 1990‑х были шахтёрские забастовки, мы с товарищем Золотовым, сейчас он профессор Нижегородского университета, а тогда мы были участниками «Движения коммунистической инициативы», решили поехать к шахтёрам. Мы приехали в Кузбасс, там в горкоме партии нам показали через окно сидящих шахтёров — «Ну, идите, только будьте осторожны». Мы пришли, а шахтёры сидят прямо в рабочей одежде на жаре. По интеллигентской привычке мы хотели сразу к микрофону, но нас остановили: — «Сейчас не надо, прибьют», тогда мы стали беседовать. И вот беседовали с одним очень умным высоким шахтёром. Спорили мы с ним примерно пять часов. Первые два часа это был «телевизор»: он нам рассказывал, что показывают по телевизору, а мы это всё слушали и опровергали. У нас отношения становились всё теплее и теплее, и мы ему и окружившим нас шахтёрам объясняли, что это всё враньё, что всё не так, что всё по-другому. Настолько долго спорили, что у меня потом не то, что голова болела, а лысина была обожжена на солнце. Наконец, мы ему говорим про коммунизм, чувствуем, что у нас уже хорошие отношения сложились, и я его спрашиваю: — «Ну, так ты за общее дело или только за себя?» — «Я за общее дело», — говорит он, а я говорю, —