Я всю жизнь учился. Мне удалось пересесть в своей лодке наоборот и перестать грести. Я сумел превратить весло в руль и, спокойно расслабившись, медленно отдаться течению, наблюдая перед собой пейзажи ближайшего будущего. Я иногда оглядываюсь назад, но все реже. Шея после этого болит. Я не тороплюсь побыстрее проплыть всю реку своей жизни. К счастью, я перестал стремиться давно, лет в 20. Я послал счастье и на… и в… после чего расслабился. Я стал жить в других категориях, категориях силы. Вот это я уже могу, а вот этому еще надо учиться, мавасаки не идеален, надо тренировать. Рубка на восемь сторон идет не так быстро, как хотелось бы, еще путаюсь в движении позиции 6–7. Погода не всегда такая как надо. Бандиты смеют нападать среди бела дня. Этими интересами я прожил 20 лет, до сорока. Потом понял, что перехожу в следующую категорию — мудрость. Все накопленные умения и силы при мне, но пользоваться ими необходимости нет. Урла, местная и чужестранная, как-то вдруг вообще попадаться перестала, погода сама как бы такая как надо, денег лишних нет никогда, но на любую задуманную поездку находятся сами собой (и не только на поездку, а на все, что нужно). Порой еще хочется (рецидив предыдущей стадии) чего-то нового достичь, взойти, нырнуть, залезть, но цели уже другие — не спортивные, а познавательные. Интересно, какая категория следующая? Мне из моей нынешней позиции этого еще не видно…
Итак, чтобы стать счастливым, надо отказаться от этого.
Тут вмешалась жена и совершенно справедливо заметила, что большинство людей смотрят не взад и вперед, а вбок, не открывая при этом глаз. Они живут сегодняшним днем, являясь «чистыми пассажирами». Те же, кто смотрит вбок с открытыми глазами, порой описывают реку и берега, помогая сориентироваться остальным, миссия немаловажная.
Или, как сказал мой Лунный Брат Мао Цзэдун: «Чтобы научиться плавать, надо плавать».
Я не религиозен в обычном понимании, говоря христианским языком — не воцерковлен. Когда-то честно пытался, считал это необходимым. Хотел быть христианином. Летал на Соловки, жил там, там же крестился. Прошло несколько лет, и мне стало тесно в догмах христианства. Мне не нравится, когда нельзя думать. Мне не нравится, когда нужно только верить. И особенно не нравится постулат: «Не согрешишь — не покаешься». Мне не нравится, что христиане в Средние века сожгли всех красивых женщин Европы. Мне не нравится, что они вырезали целые народы Центральной и Южной Америки. Я не люблю, когда так — все книги майя стащили на центральную площадь и сожгли, потому что не сумели прочесть. Если вы думаете, что это делали только наши западные братья во Христе, католики-злодеи, то нет. Православные жгли живьем староверов, загоняя в молельные дома всю деревнию — вместе с женщинами и детьми. Потом, опасаясь возможных наказаний, докладывали, мол, староверы сами себя пожгли. Это какие же зверства надо творить, чтобы люди бежали аж на Алтай и в сибирскую тайгу. Бежали быстрее и дальше, чем от татаро-монгол. И до сих пор прячутся по лесам, не могут в себя прийти от ужаса уже 7 веков. Не нравится мне все это. Коммунисты рядом с церковниками — дети в песочнице. Всего-то семьдесят лет погуляли.
Но есть и еще один аспект. Христианство культурологически, исторически и мистически идеально вписано в пейзаж Среднерусской возвышенности. И другую религию в России трудно себе представить. Ни пагода, ни мечеть не будут смотреться рядом со стайкой берез на выданье так, как древняя белая церковка. С точки зрения внутреннего дизайнера, это гениальное сочетание.
Ислам мне всегда был очень интересен. Несмотря на это, сам для себя я бы ислам принять не мог. Это великое учение, но не мое.
В прикладном смысле путешествовать по исламским странам гораздо приятнее, комфортнее и безопаснее, чем по католическим странам Латинской Америки. Конечно, нужно соблюдать ограничения: никаких шорт и распущенных волос. Но, я думаю, мои знакомые путешественницы, каждую из которых грабили в Южной Америке не по одному разу, не посчитали бы эти ограничения тяжелым бременем. Ислам, безусловно, воинственная, мужская религия. В ней есть много притягательного для народов, нуждающихся в твердом порядке. В исламских странах нет воровства; если вы забыли кошелек в туалете, вас найдут (громко выкрикивая имя и фамилию) и вернут. Конечно, есть исключения: карманники на рынках. Но в гораздо меньших масштабах, чем в неисламских странах. К сожалению, отдельные районы Египта и Марокко, где иностранные туристы постоянно контактируют с местными жителями, в смысле воровства и мошенничества уже догоняют нашу страну. Но им еще, как говорится, скакать и скакать. Очень притягательно выглядит (со стороны) исламский бизнес, где неприличным считается обманывать своих партнеров и слово заменяет печать на договоре. Где считается безнравственным получать не равную с партнером, а большую прибыль.