Астрономия XV века признавала на вид противоречивые истоки, восходя одновременно к гуманистическому учению и практическим требованиям. То же самое парадоксальное смешение было свойственно всей науке эпохи Возрождения. Стремясь овладеть греческими текстами и в то же время будучи в курсе последних достижений технического прогресса, математики, ботаники и врачи, так же как астрономы, причудливо совмещали уважение к трудам ученых далекого прошлого и стремление к новшествам. Стараясь найти в природе то, что, по утверждению греческих авторов, там было, европейские ученые медленно приходили к пониманию того, что там есть в действительности.
Глава 2
Милость и очарование природы
Биология как наука – изобретение XII века. Предшествующие века знали только естественную историю, которая удовлетворяла присущее человеку любопытство к окружающей его живой природе, и медицину, в XV и XVI веках постигшую физическую природу человека и активно занимавшуюся поисками натуральных лекарств от якобы неизбежных болезней. Естественная история в XV веке все еще учитывала ту же любовь к чудесам, которая пронизывала средневековые бестиарии, следуя традиции, пришедшей от «Естественной истории» Плиния через христианские нравоучительные сказки. Теперь появилось новое течение, вскормленное, с одной стороны, возобновившимся интересом к биологическим трудам Аристотеля, а с другой – новым миром природы, открытым на Американском континенте. Одновременно естественная история продолжала оставаться вспомогательной ветвью медицины в производстве травяных сборов – так в позднем Средневековье называли описательные труды о травах и прочих растениях, полезных в медицине. А они, в свою очередь, произошли от трудов о materia medica, написанных греческими врачами. Самый известный соответствующий греческий труд – сборник Диоскорида (I в. н. э.), который неоднократно переписывался и был издан в 1478 году с иллюстрациями, бывшими частью первой книги Диоскорида.
Интерес к естественной истории был народным. Он проявлялся в пышных садах и личных зверинцах богатых людей и книжках с картинками, часто написанных на просторечном языке, издаваемых для бедных. Один из самых заметных аспектов естественной истории XV и XVI веков, относящийся к народному интересу, – это притягательность природы для художников, все чаще избиравших своими моделями растения и животных. Художники изучали их самым тщательным образом и старались изобразить как можно точнее. Помимо этого, гуманизм создал стимул для роста уже существующего интереса, обеспечив новые лучшие издания и переводы трудов древних авторов – Аристотеля и Плиния – о животных, Теофраста и Диоскорида – о растениях. Гуманисты воспитывали восхищение природой, утверждали, что ее следует понимать и ею восхищаться. И вовсе не потому, что, как утверждал святой Августин, она имеет большое значение при трактовке Библии или как аллегорическое представление чудес Бога и истинности религии. Пример такой любови к природе – швейцарец Конрад Геснер (1516–1565), воспевший горы и альпинизм. Другой пример – германский ботаник Леонарт Фукс (1501–1565), который в предисловии к своей «Истории растений» (De Historia Stirpium, 1542) написал: «У меня нет причин распространяться об удовольствии и восторге, связанном с приобретением знаний о природе, поскольку нет человека, не знающего, что не существует ничего приятнее, чем бродить по лесам, горам и долинам, украшенным маленькими цветами и самыми разнообразными растениями. Но удовольствие стократ возрастает, если добавляется знакомство с достоинствами и силой этих растений»[13].
Очарование природы, красота цветов и деревьев – все это сыграло свою роль, так же как и радость познания. Одна из первейших задач естественного историка – идентифицировать в природе животных и растения, описанные Аристотелем или Теофрастом, Плинием или Диоскоридом.
Как это часто бывало, гуманисты создали парадоксальную ситуацию: их акцент на труды древних авторов одновременно ускорил и задержал развитие ботанических и зоологических знаний. Это особенно очевидно в ботанике. С одной стороны, гуманисты доказали, что некоторые труды были ошибочно приписаны Аристотелю и не заслуживают почтения, с которым к ним относились. Вместо них стали использовать блестящую «Историю растений» Теофраста. Труд был переведен и напечатан на латыни в 1483 году и на греческом языке в 1497 году. С другой стороны, Диоскорида тоже часто издавали на латыни, а также немецком, итальянском, испанском, французском и греческом языках. Само по себе это не было шагом назад – таким образом подчеркивался медицинский аспект ботаники в ущерб более широким интересам. Только эти издания были иллюстрированы традиционными рисунками – отвратительными копиями некогда прекрасных оригиналов. О качестве оригинальных рисунков говорит то, что в копии, сделанной в 1512 году, иллюстрации сохранили свежесть и живость. Историки часто оказываются в тупике, глядя на шокирующую разницу между грубыми и в высшей степени условными гравюрами по дереву, иллюстрирующими травники XV века, и точностью и художественными достоинствами работ художников и миниатюристов того же времени. Было бы разумно предположить, что в XV веке конфликта не было: гравюры по дереву были скопированы с иллюстраций манускрипта, текст которого тоже копировался. Иллюстрации изображали текст, а не природу. Это взгляд, безусловно, своеобразный, но в то время еще не было независимой ботаники (и зоологии).