Эмили улыбнулась, представив себе Олимпию на троне, дарящего благосклонности и замышляющего военные кампании.
— Я вижу, вы его неплохо знаете. А как вы познакомились?
Эшленд, не отвечая, изучал ее лицо, и Эмили с запозданием сообразила, что вопрос этот невозможно личный, вовсе не из тех вопросов, какие учитель может задать своему нанимателю. Она уже забылась. К щекам прилила кровь, их защипало.
— О, по обычным каналам, — все же ответил Эшленд, поднял левую руку и небрежно взмахнул ею. — Он проявил ко мне интерес в самом начале моей карьеры, когда я был еще простым лейтенантом гвардии. Но мы отвлеклись от темы. Экзамены, как вы помните, состоятся всего через пять месяцев, и хотя я должен признать, что его милость даже чересчур умен, сомневаюсь, что один ум сумеет убедить почтенных профессоров принять его в таком юном возрасте.
Эмили взяла себя в руки. Голос негромкий, спокойный. «Переселись в Гримсби. Стань Гримсби».
— Если мне позволено будет спросить, ваша светлость, почему, собственно, он пытается поступить так рано? Разве не больше пользы принесет ему еще годик-другой домашнего обучения перед университетом?
Эшленд разгладил страницу в кожаном гроссбухе.
— Это идея моего сына, мистер Гримсби. Полагаю, он хочет сбежать.
— Сбежать, сэр?
Эшленд поднял взгляд и своим единственным безупречным голубым глазом холодно посмотрел на нее.
— Да, мистер Гримсби. Сбежать из Йоркшира, сбежать из этого слишком большого, гнетущего дома, сбежать от нудного общества отца.
— Сомневаюсь, сэр. Вы вовсе не показались мне нудным.
Уголок рта Эшленда слегка дернулся.
— Как вы добры, мистер Гримсби. Тем не менее мой сын хочет попытать счастья в Оксфорде, и я согласился помочь ему с подготовкой.
Эмили уже открыла рот, чтобы сказать что-нибудь подходящее, что-нибудь любезное. В конце концов он ее нанял, и она должна быть с ним обходительна. Но тут ее щеки коснулся сквознячок, не тронутый пылающим огнем в камине на другом конце комнаты, и Эмили услышала саму себя:
— А вы хотите, чтобы он выдержал экзамен, сэр?
Седая голова Эшленда слегка дернулась.
— Прошу прощения?
Еще один промах. Эмили вспыхнула. Она так хорошо играла свою роль вчера, была такой серьезной и сдержанной, держала под строгим контролем каждое слово и движение. Почему же она то и дело забывается с герцогом, с тем, с кем должна держаться вообще вне подозрений? Но взять сказанное обратно уже не получится, так что она храбро ринулась вперед:
— Я имею в виду — вы хотите, чтобы на следующий год он покинул ваш дом и уехал в университет?
— Что за удивительный вопрос, мистер Гримсби.
— Разумеется, я не хотел совать нос в чужие дела… — начала было Эмили.
— Еще как хотели.
— …но, конечно же, дело учителя — понимать, что движет его учеником, чтобы лучше разработать курс обучения.
Эшленд выгнул бровь. Эмили с трудом удержалась, чтобы не начать суетиться, не подтолкнуть очки повыше или не подергать себя за бакенбарды, кожа под которыми под взглядом герцога зачесалась еще сильнее.
Наконец Эшленд вытащил авторучку из специального держателя на гроссбухе, сильно встряхнул, опустил к бумаге и начал писать, неловко взяв ее левой рукой. Правую пустую манжету он прижал к боку.
— Ваше дело, мистер Гримсби, за четыре месяца подготовить моего сына к вступительным экзаменам. Это дело вы выполняете, как считаете нужным. Слуги и любые удобства этого дома полностью в вашем распоряжении. Вы ездите верхом?
— Да, сэр.
— Вам будет предоставлена лошадь. Советую в своих поездках брать с собой грума, поскольку окрестности здесь весьма коварны. Требуется вам еще что-нибудь?
— Нет, сэр.
Он поднял глаза. Взгляд весьма суровый.
— В таком случае можете идти, мистер Гримсби. Немного позже я поднимусь наверх и посмотрю, как вы работаете.
Эмили выпрямила спину. Она была вполне готова учитывать несчастья герцога — такое любого сделает жестким и резким. Кроме того, она от него зависит. «Помните, — говорила мисс Динглеби, муштруя на прошлой неделе трех сестер на чердаке у Олимпии, — не забывайте, вы больше не принцессы. Вы — простые люди и наняты, чтобы выполнять свою работу к вящему удовлетворению своих нанимателей. Вы будете зависеть от их требований, их откровенного мнения и будете должны им подчиняться». Эмили повторяла эти слова вчера ночью и сегодня утром, прилаживая бакенбарды с помощью специального клея, купленного мисс Динглеби.