То, что Холсти назвал "войнами третьего рода", Мэри Калдор считает "новыми войнами".57 Она согласна с Холсти в том, что центральное место занимает "политика идентичности": "исключительные притязания на власть на основе племени, нации, клана или религиозной общины. Эти идентичности политически конституированы". Интересно, что война - это не то, с чем нужно покончить. Эти войны разгораются "в регионах, где местное производство упало, а доходы государства очень низки из-за широко распространенной коррупции". В этом контексте воюющие государства ищут финансирование из внешних источников, поддержки диаспор, налогообложения гуманитарной помощи и через негативное перераспределение ресурсов - местные грабежи, мародерство, навязывание неравных условий торговли через КПП и другие ограничения, вымогательство денег и т. д.58 Более того, все эти источники финансирования зависят от продолжающегося насилия. Следствием этого является набор хищнических социальных отношений, которые имеют тенденцию к распространению.59 Поскольку различные воюющие стороны преследуют общую цель - посеять страх и ненависть, они действуют по принципу взаимного усиления, помогая друг другу создавать атмосферу незащищенности и подозрительности.60
Это перекликается с утверждением ван Кревельда о том, что "война, как никакая другая человеческая деятельность, может иметь смысл только в той мере, в какой она переживается не как средство, а как цель".61 Действительно, оба они согласны с ван Кревельдом в том, что современная война имеет внутригосударственный характер, в котором западные правила и конвенции, определяющие и ограничивающие ведение войны, совершенно неприменимы. Различие между комбатантами и некомбатантами не имеет значения. Намеренное игнорирование и уничтожение этого различия является явной частью стратегии в этих конфликтах.62 Здесь нет ни фронтов, ни кампаний, ни баз, ни униформы, ни публично демонстрируемых почестей, ни уважения к территориальным границам государств. В войнах между сообществами, в отличие от армий, каждый автоматически становится комбатантом просто в силу своей идентичности. В войнах третьего рода смертельная игра ведется в каждом доме, церкви, правительственном учреждении, школе, на шоссе и в деревне.63
Военная победа не является решающей, да и не ставится целью. Вместо этого территориальные захваты осуществляются путем приобретения политической власти, а не с помощью военной силы. Оружие и методы завоевания политической власти включают этнические чистки, изнасилования, убийства ключевых фигур противника и террор.64 Вместо обычных армий участниками войны становятся нерегулярные группировки боевиков, террористические группы и преступные организации. Это новая эра военачальников", - утверждает Ральф Питерс: "Военизированные воины-головорезы, чей талант к насилию расцветает в гражданской войне, бросают вызов законным правительствам и все чаще оказываются во главе правительств, которые они свергли".65
К таким войнам трудно подходить с позиций клаузевицкой парадигмы, считает ван Кревельд: "Война как продолжение политики другими средствами" больше не применима, "когда ставки высочайшие и сообщество напрягает все силы в борьбе на жизнь и смерть, которую обычная стратегическая терминология не в состоянии вести [...] Сказать, что война - это "инструмент", служащий "политике" сообщества, которое ее "ведет", значит растянуть все три термина до бессмысленности". Там, где различие между целями и средствами разрушается, даже идея войны, ведущейся "за" что-то, едва применима. [. . .] Война такого типа [. . .] сливается с политикой, становится политикой, является политикой".66 Впоследствии, предупреждает ван Кревельд, "большая часть современной военной мощи просто не имеет значения в качестве инструмента для расширения или защиты политических интересов на большей части земного шара".67
В то время как это явление происходит внутри этих регионов и, возможно, не является результатом противодействия западной концепции войны и военных действий, другие указывают на то, что именно потому, что Запад добился больших успехов в определенном стиле ведения войны, другие страны или группы не будут придерживаться этих правил. Война, как утверждается, - это соревнование идей, а хорошо заметная западная модель действий делает Запад предсказуемым. Можно ожидать продуманного ответа. Мало того, что будут активно применяться такие надежные тактики, как маскировка и рассредоточение, чтобы свести на нет преимущества высокоточного оружия, ожидается, что противники обратят западную концепцию войны - ее схему ориентации - против нее самой. Если западные военные хотят избежать жертв среди мирного населения, то противники будут стремиться к тому, чтобы заставить Запад нести массовые и заметные жертвы среди мирного населения. Использование живых щитов, школ, мечетей, культурных объектов и больниц в качестве укрытий для военной техники - примеры такого образа мышления, которые наблюдались во время "Бури в пустыне", "Союзнической силы", "Несокрушимой свободы", "Иракской свободы" и последующих операций по стабилизации. Кроме того, противники могут использовать невоенные формы борьбы, такие как информационная война, вымогательство, подкуп и т. д.68