Полностью согласен с вашими действиями и выходом из паковых льдов. Уверен, что вы приложили максимум усилий. Согласен с вашим предложением ожидать в Пирл-Харборе до тех пор, пока условия не улучшатся. Продолжайте движение и ждите дальнейших указаний. Продолжайте соблюдать скрытность. Бэрк.
Мы продолжали движение на юг через Чукотское море, прошли сто миль во льдах, пересекли Берингов пролив и вошли в мелководное Берингово море. 20 июня вышли в район, свободный от льдов. Отсюда путь на Пирл-Харбор был обычным, за исключением того, что надо было сохранять полную скрытность. Нельзя было упустить никакой мелочи. Я издал первый в моей жизни приказ с грифом «Совершенно секретно». Он гласил, что никакие подробности, касающиеся похода, не должны обсуждаться как на борту корабля, так и на берегу, а также упоминаться в переписке. Экипаж получил приказ проверить свои вещи и запечатать в пакеты с надписью «Совершенно секретно» все письма, бумаги, заметки и карты, в которых упоминалось об операции. Эти документы должны были некоторое время храниться под наблюдением. Это касалось также всех вахтенных журналов, карт, записей и рапортов.
Вся специальная арктическая аппаратура и снаряжение, включая теплую одежду, были спрятаны. Кроме того, при подходе к Пирл-Харбору мы провели некоторые мероприятия по дезинформации: объявили, что наше отсутствие было связано с походом в район экватора; нанесли на карту маршрут фиктивного похода; я написал короткую статью, чтобы весь экипаж рассказывал о походе одно и то же. В ней было сказано следующее: «Это был обычный несложный поход, в котором проверялось действие регенерационных установок, показавших, что они являются лучшими на сегодняшний день. Были разработаны подробные планы перехода атомной подводной лодки через экватор…» и т. п.
За сутки до прихода в Пирл-Харбор я получил по радио указание вылететь в Вашингтон и Нью-Лондон для доклада начальнику штаба ВМС и командующему подводными силами Атлантического флота о нашем неудачном походе.
Рано утром 28 июня мы обогнули мыс Дайамонд и взяли курс на юго-запад подальше от берега, чтобы наше местоположение соответствовало тому, которое мы имели бы, возвращаясь в Пирл-Харбор из похода к экватору. В шесть часов утра мы направились на север, к входу в Пирл-Харбор. Я старался поставить себя на место человека, который возвращается из южного похода. Чувствовалось, что все на борту старались делать то же самое.
Мы всплыли на перископную глубину, и я увидел сверкающий Оаху. Через несколько секунд «Наутилус» медленно всплыл на поверхность. Группа матросов поднялась на верхнюю палубу, чтобы восстановить наши бортовые номера. Они доложили, что надстройка находится в очень хорошем состоянии, если учесть, что мы только что прошли 6 тысяч миль в подводном положении.
Ровно в десять часов утра рулевой записал в журнале: «Ошвартовались левым бортом у пирса в базе подводных лодок в Пирл-Харборе». Лайон и Роурей не обнаруживали своего присутствия. Через четыре часа меня вместе с некоторыми семейными членами экипажа доставили на самолете в Вашингтон, где я доложил командованию о плавании «Наутилуса».
«Сопротивляющийся дракон»
Мой доклад для некоторых старших офицеров Пентагона о первом этапе операции «Саншайн» выражал твердое убеждение, что следующая попытка должна быть запланирована на конец июля этого же года. Кроме того, я предлагал совершить ряд дальних разведывательных полетов с целью тщательного изучения ледовой обстановки по нашему предполагаемому маршруту перехода в Чукотское море. Командование согласилось со мной, но снова возник вопрос о необходимости сохранить скрытность. Нужно было, чтобы люди, которые будут разрабатывать маршруты разведывательных полетов и руководить ими, ничего не знали о целях этих полетов.