– Кто?
– Отче Аресий, бесогон.
Феофан аж поежился. Про этого больного ублюдка он слышал разные страшные вещи. Ему не сан надо было давать, а закрывать в дурке. Поэтому и бесов он успешно изгонял, причем не мягкими православными методами, а пользуясь знаниями в экзорцизме других церквей, не гнушаясь насилия и кровопролития, бесы, наверное, от него сами бежали в ужасе. Такой урод был недостоин вообще входить в храм Божий, но по мнению Феофана, похоже у высшего начальства были другие взгляды. Иногда он был просто незаменим.
– Ну так что?
– Не нравится мне все это, но давайте попробуем.
Я сидел на лавочке в зеленой зоне на территории гимназии и жевал особо вкусную плюшку, должен же быть у меня перерыв на обед! Хотя зону зеленой сейчас назвать было трудно, осень же поздняя, сиротливо протягивали свои голые осыпавшиеся ветви деревья, словно молясь серому смурному небу. Все равно я лучше поем на свежем воздухе, хоть и депрессивный пейзаж с облетевшими листьями навевал тоску.
– Господин Драбицын?
Я обернулся на голос. Оба-на, трое пожилых мужиков в рясах попов с крестами на груди. Притом если двое были просто обычными среднестатистическими священнослужителями, дородными и кругломордыми, то третий имел очень запоминающуюся внешность, я сразу почувствовал угрозу, исходившую от этого типа. С рожей как у рептилии, покрытый какими-то пятнами, и такие же желтые глаза, какие обычно бывают у ящериц.
– Да, это я.
– Пойдемте, сын мой, нам надо поговорить, – пробасил первый.
– Ну пойдемте, батюшка. Сразу в кабинет директора гимназии. Там в его присутствии и поговорим.
– Это не в ваших интересах. Мы все знаем, так что лучше поговорим без свидетелей, – проскрипел мерзким голосом третий.
О, знакомая старая песня о главном, любимый мотив тупых следаков и особо тупых особистов. «Мы все знаем, но ты лучше сам расскажи, облегчи свою участь». Обычно тупорылый ничего не знает и берет на понт. Почему тупорылый? Да потому что такой подход действует только на дебилов, которых в допросной двое – тот, кто задает вопросы, и тот, кто на них отвечает. Ну-ну, вы решили поиграть с тем, кто отлично знает методику ведения допроса, и сам их проводил?
– Ну и че вы знаете? – как можно наглее заявил я. – Нихера вы ничего не знаете и не узнаете. А так мальчиков не люблю, кокс не нюхаю, монашек не совращаю. Так что идите отсюда к святому Ебукентию, пока я вас не обвинил в педофилии.
Я поднялся со скамейки и отряхнул руки. Достали уродцы. А что, мудаков хватает и в форме, и в рясах, и просто так.
– Не так быстро, мальчик! – схватил меня за руку ящеромордый. – А то твоей мамаше плохо будет.
– Что? Что вы сделали с мамой? – вышло фальшиво, графиню я так не называл, пусть спишут мою фальшь на испуг.
– Садись! – третий толкнул меня на лавку. Точнее, попытался. Стандартное освобождение от захвата наложением кисти на болевые точки, и вот уже третий, шипя, полуприсел, больно ручке-то… Ну хватит комедию ломать, их трое, я один. Получи коленом в заботливо подставленный подбородок, и ладонями по ушам. Я вошел в ускорение. Да ты, дядя, борзый и опытный, не зря у тебя такая рожа страшная. На тебе пальцами в висок, выживешь так выживешь. Ага, второй, стоящий рядом, они с первым вообще не бойцы. Ладно, покалечу для проформы. В развороте удар ногой вниз, скользнувший по голени и всю силу отдавший в подъем ноги второго. Обычно так не делают, это удар при освобождении от захвата сзади, но еще я лапать себя не давал. А в своде стопы столько мелких косточек, что просто прелесть, когда они ломаются.
Третьего я просто толкнул на скамейку со всей дури, он забавно упал лицом вперед, приложившись о спинку скамейки подбородком. Я прыгнул на него сверху – ощущения были такие, как будто плюхнулся на жирного борова, сжав коленями колыхающиеся бока – и вогнал ему пальцы в болевые точки на ключицах.
– Ай-яй, – завопил он действительно как боров.
– Где графиня, сука?
– В доходном доме на Черной Речке.
– Адрес, давай адрес!
Давясь соплями и слезами, он назвал адрес.
– Охрана?
– Двое иноко… Ой-й!
– Не врешь? – я от души вдавил пальцы.
– Не-ет…
– Ну тогда отдыхай, – я приложил его от души кулаком по затылку, услышав стук толоконного лба о спинку и слез с пони-боя в рясе.
Так, здесь я порезвился хорошо. Третий лежал навзничь поломанной куклой, я прижал к его шее два пальца. Есть пульс, есть. Поразмыслив немного, я не стал ему добавлять, зато от души с носаря влепил ногой в лоб второму, сидевшему на земле и баюкавшему поломанную ножку, отправив его в беспамятство. Собрал у попов все мобильники и бросил к себе в сумку – не надо портить мне сюрприз, а содержимое пусть криминалисты в СБ изучат.