Минут через пятнадцать мы остановились у какого-то старого трехэтажного дома — в Берлине этого мира их сохранилось достаточно, его не бомбили все, кому не лень, и уличных боев тут не было.
- Выходите, — эсэсовец с облегчением показал мне на дверь.
Я вылез, и вслед за водителем вошел в открывшуюся старинную дверь, за которой стояли двое автоматчиков в штатском со вполне себе современными МП7 — квадратиш, практиш, гут, как в рекламе. Все, что не делал сумрачный тевтонский гений, делалось прочно и обычно квадратно.
- Вам на третий этаж, — сообщил водитель, и занял свое место между лестницей и дверью, вынужденно заставив меня сделать шаг на ступени. Ладно, третий так третий. Я поднялся по лестнице, преодолевая высокие пролеты, прямо как в Питере.
На третьем этаже меня встретил сам Штюрмер. Ручкаться, однако, не стал, показывая дистанцию.
- Пойдемте за мной, — он по-прусски четко повернулся на каблуках, и двинулся по коридору. Надо же, сохранил привычку со времен службы в ГСГ — у меня вчера оказалось на него полное досье, переданное папА по электронке. Ну а что, раз пошла такая пьянка — карты на стол, ты знаешь, что я знаю, что ты знаешь. Без обиняков и рефлексий.
- Заходите, — он придержал передо мной дверь.
Да, а вот это помещение мне сильно не понравилось, очень напоминает допросную. Стены без окон, даже без полупрозрачного зеркала, два стула и стол, на котором лежали несколько папок. Я без приглашения плюхнулся на стул, Штюрмер опустился на свой напротив, через стол. Нажал какую-то кнопку, и своим обостренным чутьем я почувствовал высокочастотные колебания — ну явно какое-то специзделие, в радиоканале наверное тоже дикий шум стоит. Значит, разговор будет в высшей степени приватный.
- Я так понимаю, вы имели беседу со своим руководством, — начал Штюрмер.
- Имел, — пожал плечами я. — Только не с руководством. Я не состою на службе в разведке РИ, ни на действительной, ни в действующем резерве. Можете поправить это в моем досье.
- Вот как? — брови немца поползли вверх. — Вы частник?
- Я это я. Но у меня есть друзья и я выполняю их просьбы.
- Хорошо. Они, наверное, просили узнать, что известно нам?
- И больше того, они выразили желание лично установить контакт с вами, — что уж таить, это и так ясно. Любой на моем месте получил бы аналогичное задание.
- Я их удивлю. Приятно или нет, не знаю. Вот все, что известно на этих фигурантов, — он подвинул ко мне первую папку.
Неплохо! Сомневаюсь, что у нас есть подобное досье. Розыскные листы с фотографиями и анкетными данными, адреса, имена. Стоп! Российская Империя? Вот за это папА душу отдаст, да еще и приплатит. Хорошая информация!
Штюрмер с истинно немецким спокойствием подождал, пока я бегло ознакомлюсь с содержимым папки.
- Ну что, вас устроит такая информация?
- Скорее всего — да. Но об этом может сказать только мой отец и его друзья.
- Понятно. Информация будет передана непосредственно графу Драбицыну. Я думаю, что его это устроит.
Ну устроит или нет — не в моей компетенции это решать. Меня лично это бы устроило.
- Вы знаете о массовой бойне сектантов в Европе?
А вот это — нет. Я знаю, что она была, а вот с каким счетом — нет.
- Имею только общее представление.
- Вот, ознакомьтесь точно, — он пододвинул ко мне вторую папку, потолще.
Да, тут было на что посмотреть. Фотографии с мест преступлений, отчеты, список адресов… Ага! А вот список-то неполный.
- Это полный список? — я вынул лист из папки и показал Штюрмеру.
- Насколько я знаю, да, — у немца загорелся в глазах огонек интереса. — Вы можете дополнить?
Дополнить? А, была не была. Трех адресов в Германии, которых я помнил по тому списку целей, здесь не было. Значит, или что-то случилось с группами венедов, направленными туда, или что-то произошло на месте.
- Сначала давайте определимся, зачем это вам, — сказал я, держа список в руке. Я не верю в альтруизм и немецкую непрактичность, этого не бывает.
- Вы плохого мнения о нас. Но здесь альтруизм отсутствует. Вы же знаете историю толерантности в европейском обществе?
- В общих чертах, — сказал я.
- Сейчас наросла критическая масса. Толерантность насаждают те, кого до середины семидесятых кастрировали причем иногда принудительно. Не морщитесь так, это стандартная европейская практика, да и в САСШ это существовало до середины семидесятых.
- Скатываемся к нацизму и евгенике? — поддел я его.
- Нацизм сейчас проводят те, кто превращает европейцев в вымирающую расу, — отрубил Штюрмер. — Извращенцы всех мастей, от педерастов до членодевок и иже с ними. А также тех, кто отвращает молодежь от духовных ценностей и привлекает их к противоестественным и богопротивным культам. А вот сейчас они перешли уже к неприкрытому насилию, стараясь полностью разложить наше общество.