Средняя комната, судя по всему, была обиталищем Антона. Об этом говорили постеры с фотографий музыкальных групп "АББА", "Смоки", "Куин", "Дип Пёрпл", "Роллинг стоунз". Тут же были и отечественные: "Аракс", "Машина времени", "Воскресение", "Динамик". На стене висела акустическая гитара - "семиструнка", переделанная в "шестиструнку" - обычное дело для восьмидесятых годов. Справа от окна стоял двухстворчатый платяной шкаф, популярная в те времена софа. На огромном письменном столе властвовал катушечный магнитофон "Илеть 111", бабины с пленкой, акустические колонки, стопка тетрадей, стакан с ручками и карандашами, блокнот. Над столом - полка, заставленная книгами.
- Знаешь, Лех, о чем я сейчас подумал. - Сказал Матвей, рассматривая корешки книг. - Вот у нас - у нашего поколения, есть и мобильники, и интернет, и компьютеры, и куча всяких других современных благ. Сидя на диване, орудуя одним пальцем, мы можем мгновенно добыть интересующую нас информацию, найти и прочитать любую книгу, посмотреть какое хочешь кино, без проблем поговорить с дорогим тебе человеком по телефону, или по тому же скайпу, в какой бы части мира он не находился. А ведь они, - Матвей кивнул на фотографию Антона, висевшую на стене в пластиковой рамке, - ничего этого не имели и не знали. Но я сильно сомневаюсь, что из-за этого они были менее счастливы или беднее в духовном плане.
- Совершенно не вижу оснований с тобой спорить, особенно по поводу их духовного плана. Мне лично кажется, что наше поколение тут сильно проигрывает. - Совершенно серьезно ответил Алексей, рассматривая надписи на коробках с магнитофонной пленкой. - В этом можно убедиться, хотя бы, глядя на эту коллекцию аудиозаписей.
В комнате ничего трогать не хотелось, так как друзей не покидало чувство, что Антон вышел отсюда совсем недавно, а не тридцать лет назад, и вот-вот должен вернуться. Похоже, что его мама - Мария Силантьевна, старалась все оставить так, как было при жизни сына.
Третья комната второго этажа была библиотекой и кабинетом одновременно. Вдоль боковых стен стояли большие книжные шкафы, мастерски сработанные, похоже, в те же времена, что и вся антикварная мебель в этом доме. У окна - огромный письменный стол на двух впечатляющего размера тумбах с ящиками. На столе лежала папка с какими-то бумагами, стопка книг технической направленности, шикарно выглядели малахитовая подставка для канцелярских принадлежностей с перекидным календарем и внушительного размера радиоприемник "Океан". К столу был придвинут вплотную такой же стул, с высокой спинкой и подлокотниками, как и на первом этаже. Понятно было, что эта комната была кабинетом и для первого владельца дома, и для Макарова старшего.
Спустившись на первый этаж, друзья заглянули в помещения под верхними комнатами. Одно из них оказалось просторной кухней, с каменной варочной плитой, сложенной, по всей видимости, тем же мастером, который построил камин. Тут же стояла и простая газовая плита, и современная кухонная мебель. Через люк в полу, по всей видимости, можно было попасть в подвал дома.
Вторая комната служила супружеской чете Макаровых спальней. Из старинной мебели тут использовался только комод из красного дерева, на котором стоя маленький телевизор "Юность" и большой механический будильник. Остальное - двуспальная кровать и тумбочки с ночниками, были вполне современными.
Обследовав первый и второй этажи, друзья еще собирались осмотреть чердак дома и подвал, но тут на мобильник Матвея позвонила Галина Николаевна и позвала постояльцев на обед. Здоровые молодые организмы тут же встрепенулись в предвкушении вкусной пищи, в их глубинах что-то засосало и заурчало, и друзья, недолго думая, поехали к дому Василенко, заскочив по дороге в местный магазин, где прикупили кое-чего к десерту.
После обеда хозяева и их постояльцы попивали душистый чай из самовара и беседовали о всякой всячине. Постепенно разговор вернулся к теме об унаследованном матерью Матвея хуторе. Ребята поделились своими впечатлениями от исследования дома.
- Галина Николаевна, вот скажите, пожалуйста: почему такое здание, которое, несомненно, является исторической ценностью, ярким образцом русского зодчества, использовалось как обычное жилье? Ведь там можно было устроить, как мы с Лехой прикидывали, музей, например, краеведческий, или еще чего ни будь.
Женщина немного подумала, потом пожала плечами.
- Не могу, ребятки, что-либо сказать по этому поводу. Насколько я помню, этот дом стоял пустым и до приезда в село Макаровых. Почему его никак, до того времени, не использовали - не знаю. Ходили по селу слухи, что нехороший это дом, не чисто как-то там... ну, в смысле - проклятье на нем лежит, что ли.
- А от кого эти слухи исходили, и на основании чего.
- Гм... не знаю даже. Я, когда еще маленькой была, частенько на ночь у дедушки с бабушкой, Царствие им Небесное, оставалась. Их дом на другом конце села стоял. Зимой, когда нужно было скоротать длинные вечера, к ним заходили, как говорится - на посиделки, такие же старички. Естественно, что темой разговоров были все новости, события и слухи в селе. Ой, никаких телевизоров, я вам скажу, не нужно было! Так мне интересно было! Я на печку заберусь - меня и не видно, но мне все слышно!
- Теперь я понимаю, - хитро улыбнулся Григорий Семенович, - почему ты на журналистский факультет поступала.
- Ой, да ну тебя! - Засмеялась Галина Николаевна.
- Так вы журналистка?!
- Да нет! Поступала в университет - на журфак, в Ленинграде, да по баллам не прошла. Быстренько сориентировалась, и перевела документы на финансовый факультет. Так всю жизнь и пробухгалтерствовала.
Хозяйка немного подумала, и продолжила.
- Однажды, на таких вот посиделках, завели разговор как раз про этот дом. Хоть это было и давно, но я, почему-то, хорошо запомнила тот вечер. Тогда в гости к нам пришли кумовья дедушки и бабушки - крестные моей мамы. Смешные такие старички! И кличка у этой супружеской четы была смешная - Тузики. Так и говорили - дед Тузик, или баба Тузиха. Откуда это - не знаю. Ну, ни в этом суть, тут у половины села клички. Про дом на хуторе упомянул мой дедушка. У нас, в смысле - у моих родителей, как раз баня, под конец осени, сгорела. Отец, честно говоря, любитель был "за воротник заложить", пошли с соседом париться, ну и... напарились! Хорошо хоть сами успели выскочить! Ну, а в селе как без бани! Вот дед и положил глаз на сараи и конюшню, что на хуторе стоят. Рассохлись уже, обветшали, потому что никому не нужны. А вот ежели разобрать хотя бы одну из построек, то стройматериала как раз на сруб для баньки и хватило бы. "На телеге, - говорил дед, - с зятем вывезли бы - через пару дней банька, глядишь, и готова".
Дед Тузик как услышал это - "Примой" чуть своей не подавился, руками замахал, глаза вытаращил!
- Ты что, Кузьма! Даже не вздумай! Ты думаешь, просто так к этому хозяйству никто не притрагивается?! Проклятье на этот хутор наложено! Проклятье!
Тузиха тоже заволновалась, мужу стала поддакивать. Но дед их тут же на смех поднял.
- Ну и малохольные же вы! - Засмеялся он. - Головешки, почитай, с полвека уже седые, а в сказки все верите!
Дед у меня был, как говорят, прожженным атеистом - не верил ни в Бога, ни в черта, но Тузики не угомонились.
- Это ты Фома неверующий! - горячо возразил Тузик. - А мне еще отец рассказывал про чекистов из района, которые приехали на хутор, что бы вывезти все добро. Четыре телеги с лошадьми тогда у мужиков в Дубравино отобрали, что б им...! Ну и что! Заехали во двор и начали грузить добро. Первую загрузили картинами и коврами. Двое чекистов на ней сразу и отчалили. Они-то, значит, только и спаслись!
- Ого! А с остальными, что ж случилось?!
- А то и случилось! - Тузик вытаращил глаза и на полтона понизил голос. - Одну-то телегу они загрузили и отправили в Кудряково, куда из уезда, ну - района, значит, узкоколейка доходила. Оставшиеся на хуторе десять человек решили, по всему видать, остальные три телеги поутру загрузить, а сами устроили попойку. Заставили местных селян самогону с закусью принести, патефон завели. В общем, утихомирились далеко за полночь. На следующий день на хуторе тишина была - аж до обеда! Мужики решили пойти и спросить разрешения коней попоить да сена им задать. Зашли в дом, глядь - а там вместо десяти вояк, один только! Забился в угол, дрожит весь, пары слов промолвить не в силах. Его, сердешного, спрашивать стали, мол - остальные-то все где, куда подевались. А он только мычит, глазенками безумными по сторонам зыркает, да слюни пускает!