- Так, а кого хоть нам бояться, можешь сказать?
- Не знаю, Федя, не знаю! Но если даже этот клыкастый танк струхнул и поспешил ретироваться, то мне даже как-то страшно думать, из-за чего, или - кого! Знаю одно, местные твари боятся реки, но ради такой добычи, как мы, могут осмелиться подскочить к самой воде. Так что, еще раз повторюсь, держитесь подальше от берега.
Вскоре путь путникам преградило огромное дерево, ствол которого, вывернув наружу корневище, рухнул поперек русла, оставив над водой просвет всего лишь с полметра. Нужно было погружаться в воду чуть ли не по шею, чтобы преодолеть это препятствие.
- Может, выскочим на берег, да быстренько обойдем?! - Предложил Звягинцев. - Вон, с левой стороны....
В это время раздался громкий треск сухих сучьев, в воздухе мелькнула тень, и на один из краев естественного моста приземлился огромный зверь.
Путники замерли на месте, не осмеливаясь шевельнуться. Федор сделал попытку снять с плеча карабин.
- Федя, Федя, - остановил его Семеныч, - не нужно этого. Ты его только насмешишь. Тем более что патроны наверняка отсырели.
- Гриша, это волк?
- Волк, Федя, волк. Не видишь, что ли?
Егерь с Василенко разговаривали вполголоса, не отрывая взгляда от зверя, который, припав на мощные передние лапы и выдвинув вперед свою массивную голову, внимательно наблюдал за появившимися в его владениях чужаками, иногда порыкивая и обнажая при этом жуткие клыки.
- Гриш, но таких же волков не бывает!
- Как видишь - бывают, Федя. Ну, есть еще у кого желание обойти препятствие по берегу?!
Преграду преодолели, передвигаясь на корточках по шею в воде, поднимая над головой, насколько это можно было, свою поклажу. Тяжелее всего пришлось Алексею и Игорю, из-за их высокого роста. Волк не стал, как кабан, сопровождать продолживших путь чужаков по берегу реки, а только сердито зарычал, и одним прыжком скрылся в густых зарослях. Оттуда, вскоре, донесся протяжный вой, на который откликнулись с десяток волчьих глоток со всех сторон леса.
- Ну, все. - Заключил Семеныч после окончания звериной переклички. - Теперь все серые в округе знают о нашем присутствии.
- А далеко еще до твоего "безопасного места".
- Нет. Совсем рядом. Пара кабельтовых.
- Гриш, мы тут люди, в основном, сухо....
- Метров триста-четыреста.
- Ага. Ладно.
Вскоре среди зарослей показалась невысокая скала, по форме напоминающая собачью голову. Русло речки упиралось в подножие камня, после чего раздваивалось на два поменьше, расходившихся в противоположные друг другу стороны.
- Все, други мои ситные, дошли! - Сообщил Григорий Семенович, причем не шепотом, а в полный голос. - Тут и сделаем привал.
Следуя за Василенко, друзья обошли скалу, и обнаружили за ней довольно просторную, ровную каменную площадку, почти полностью покрытую мхом.
- Сейчас запалим костер.... Одну минуточку.
Семеныч остановил жестом кинувшихся, было, располагаться мужиков, подошел к центру поляны, наклонился, и поднял что-то похожее на большую палку. После того, как "палка попыталась обвиться вокруг держащей ее руки, друзья с ужасом поняли, что это огромная змея.
- Извините, мадам!
С этими словами Василенко подошел к ближайшим зарослям, где и отпустил гадину.
- Все, теперь можно устраиваться. - Сообщил он, внимательно осмотрев площадку.
Путники стали раскладывать свою поклажу, кроме Алексея, который остался стоять на месте, еще и еще осматривая местность вокруг.
- Леха, а ты чего, как не родной?! Вам с Матвеем еще дровишки собирать! Не нам же, старикам, этим делом заниматься?! - Василенко весело подмигнул Игорю с Федором.
- Ну, вот еще! - С деланным возмущением проворчал Федор. - Нам по сроку службы не положено.
- Да, только за речку не суйтесь, когда за хворостом пойдете.
- Семеныч, - Леха опасливо посмотрел в сторону кустов, куда была выпущена змея, - а она, случайно, не вернется?
- Гадюка, что ли? Обязательно вернется! - И тут же, что бы успокоить изменившегося в лице парня. - Только после того, как мы отсюда уйдем. Так что не дрейфь, сынок.
Так интересовавший искателей разговор завели, как это и водится, за чаем, когда желудки уже начали переваривать простой, но сытный ужин, а пара глотков спирта и тепло от костра окончательно прогнали дрожь от ледяной воды лесной речки.
- Ну, Григорий, - сладко затянувшись сигаретой начал Федор, - мы тебя внимательно слушаем.
- Хм, видали?! Они меня слушают! Это я вас сначала, по логике вещей, выслушать должен! Так что давайте, господа авантюристы, выкладывайте все начистоту, не упуская мелочей, от любой из которых могут зависеть все наши дальнейшие шаги.
Сказано было так резко и категорично, что даже Федор, которого далеко не всегда можно было переспорить, не стал перечить.
Рассказывали долго, по очереди, дополняя друг друга, что бы ничего не пропустить. Василенко за все время только пару раз перебил, что бы уточнить кое-какие детали, потом долго обдумывал услышанное.
- Ну, что ж, - задумчиво ворочая палкой угли, произнес наконец он, - я вас услышал. Теперь моя очередь рассказывать. А там сложим вместе, как говорится - ваше с нашим, и решим, как действовать дальше.
Рассказ свой, ребята, начну очень издалека, для того что бы картина для вас более полной была, более ясной. Только вот что, ребятишки, я вас очень попрошу, что бы все то, что вы сейчас услышите, осталось между нами. Это, можно сказать, моя вторая жизнь, в которую я даже свою Галку не посвящал.
В общем, не помню - говорил я уже, или нет, с самого раннего детства воспитывался я в детском доме. Так уж сложилось, что родители мои умерли, почти одновременно, когда мне еще и трех лет не было. Поехали в Казахстан, Целину поднимать, а погода там - сами знаете какая. От простуд частых, от неподходящего климата, померли батя с маманей мои. Родичей, которые меня захотели бы забрать на усыновление, по видимому, не нашлось, поэтому мне и была уготовлена прямая дорожка в детский дом в Целинограде, (это нынешняя Астана, если кто не знает), а уже оттуда, при содействии родственников моих покойных родителей, я попал в Тверское Суворовское Военное Училище. Восемь лет мне тогда было. Ну, а, по окончании суворовского, я поступил в Ленинградское ВВМУПП, то есть Высшее Военно-Морское Училище Подводного Плавания имени Ленинского Комсомола. Вот так я и стал подводником.
Ну, это что касаемо моей, как говорится, нехитрой биографии. СпрОсите, какое отношение моя жизнь, учеба и служба до самого заслуженного дембеля имеет к Навь Острову и всей возни вокруг него? Отвечу: никакого! Абсолютно никакого! Две эти линии в моей жизни - как параллельные прямые - никогда не пересекались.
Но вот, однажды, когда я в суворовском лет пять уже "отмахал", вызывают меня на КПП, мол - приехал родственник какой-то. Я сильно удивился, так как до сих пор никто из, безусловно, существующей родни меня своим вниманием не удостаивал.
В комнате посетителей сидел дедок, с аккуратной седой бородой, усами, и густой, тоже совсем обеленной, шевелюрой, без всякого намека на лысину. Одет по-простому, по-крестьянски. Взгляд тоже простой, открытый, люди с таким взглядом, как говорят, не носят камни за пазухой. В общем, познакомились. Дедом Арсением назвался мой гость, Кожуховым Арсением Захаровичем. Никаким родственником он не оказался, и этот факт, почему-то, мне понравился, а был это друг и однополчанин моего деда по отцу, который, как оказалось, умер от ран вскоре после окончания войны. Дед Арсений сказал, что долго искал родных своего фронтового друга, и вот - нашел меня.
Так и стал навещать меня Захарыч. Не часто - раз месяца в два, а то и три. Угощения всякие привозил, подарки нехитрые. Привык к нему я, ждал уже, скучал даже. Хоть он и не являлся родственником, но договорился с командованием, и меня стали отпускать с ним в увольнение даже с ночевками. Дед снимал на окраине Твери, у таких же стариков, комнатушку. Мы могли, особенно если дело было долгими зимними вечерами, до глубокой ночи сидеть за разговорами. Эх, ребята, как Захарыч рассказывать мог! Про войну рассказывал, про то, как они с моим родным дедом воевали, про себя, про молодость свою, про свои родные края где-то под Костромой, куда при случае обещал свозить. Как оказалось, жена деда Арсения умерла довольно молодой, а он больше не женился - так и жил бобылем. Детей-то Бог им не дал. Наверное, поэтому, я тогда подумал, он ко мне так привязался. В общем, слушать деда я мог до бесконечности, потому что рассказывал он - как с книги читал! Ей Богу! Многие его рассказы и истории были густо замешаны на мистике: лешие, русалки, оборотни, упыри, домовые, всякая другая нечисть и нежить. И когда я ему говорил, что это все сказки и выдумки, он сильно сердился, обижался, чуть ли не кричал на меня! "Поживи, - говорил, - да повидай достаточно в этой жизни, что б потом судить - что выдумки, а что и нет!". Я, конечно же, извинялся, что б деда успокоить, ведь сказки, не сказки, а интересно жуть как было! Но про себя, конечно же, мнения своего не менял.