Славка лежал, тяжело вздыхая, с ногами на подушке - у кого угодно заболят ноги, если полтора часа простоять в углу - и жаловался Лиху, как трудно ему с братом живется, и нет у них взаимной любви. Одно Лихо его понимает и Женька, да и тот не всегда. Вот был бы жив дед...
- Несправедливо людей за правду в угол ставить, - сообщил Славка. Лихин глаз блеснул сочувственно. - И ископаемым обзывать. Мол, носится со своей историей, когда люди железные дороги проектируют и в космос летают. Космос, конечно, космосом, но одно другому не мешает. А если бы он узнал, что я с тобой вожусь, он бы смеялся сатанически: "Вот, детинушка вымахал, двенадцать лет, а все в игрушки играет, " - издевался бы. А я и не говорю, что ты игрушка. Ты - друг, - повторил Славка, гладя Лихо по тому месту, где должен был быть нос.
Последнею мыслью, с которой он засыпал, было: а были ли всадники?
Славка вначале вообще не сообразил, отчего он проснулся. Лихо мирно грелось у щеки, на потолке горел квадрат лампы: бедный Димыч делал в зале чертежи.
Цокот копыт был далеким и глухим, и оттого Славка решил, что все ему снится. Но тут громко постучали в окно. Славка подскочил на постели. Где-то заржала лошадь. И Славка бросился открывать - как был, в одних трусиках.
Дмитрий и вправду сидел за чертежами. На бегу Славка своротил табуретку, чашка, что стояла на ней, раскололась, а чай вылился на Димкины шлепанцы.
- Куда тебя черт несет? - хриплым шепотом заорал Дмитрий.
- Так стучат же...
- Брысь отсюда, - велел Дмитрий. - Сам открою.
Дмитрий был сонный и злой, и незваным гостям, пожалуй бы, здорово досталось. Вообще- то он думал, что на такие штучки способен только Женька: заявиться в три часа ночи, перебудить весь дом и с невинной улыбкой сообщить, что мама прислала его за солью. Хотя Женька жил на другом конце города. Но уж если навещал деда, то гостил у него прочно, со Славкой они были не разлей вода. Хотя непохоже, чтобы стучал мальчишка, уж больно громко и воинственно, но с Женьки станется: "Я так стучал, так стучал, думал, вы спите..."
С такими отнюдь не радужными мыслями Дмитрий распахнул дверь и, поежившись под курткой от ночного холода, двинулся к калитке.
Славка не дождался, чем кончились его переговоры с ночными гостями.
Проснулся Славка от надсадного трезвона будильника, прихлопнул его рукой. Проворчав: "Что за мода по воскресеньям часы накручивать?", сунул Лихо под подушку и поплелся на кухню. К его удивлению, Дмитрий сидел за столом и мрачно жевал бутерброд. В чашке дымился кофе. Славка втянул носом ароматный парок и осведомился:
- Ты чего тут делаешь?
- Сижу, - ответил Дмитрий, поддерживая лоб ладонью.
- А чего сидишь? Воскресенье же...
Дмитрий слегка подпрыгнул. Бутерброд шлепнулся на пол маслом вниз, хорошо, что не на джинсы. И тут Славка увидел синяк на братцевом лбу.
- Ой, - поразился Славка. - Ты где это так приложился?
- Я-а!? Это всаднички твои приложили!
Установилась тишина, в которой потрескивали электрические искры. Искры исходили от Дмитрия. Славка намочил кухонное полотенце и обмотал им брату лоб. Было это делом безнадежным, но Славка не мог покинуть Дмитрия в беде.
- Ой, Димка, - вздыхал он. - Хорошо, что тебе в институт сегодня не надо...
- Издеваешься, да?
Славкины глаза обиженно раскрылись:
- Пятница сегодня, - горестно произнес Дмитрий и утер полотенцем лицо.
- Не ври! Я же уроки не сделал!
Дмитрий вздохнул и сказал, что ему бы Славкины заботы. Подумаешь, уроки какие-то...
Славка сильно удивился и подумал, чем же Димыча так стукнули, что он вдруг поумнел и перестал считать уроки главным занятием.
- Дим, а Дим, - он потерся ухом о братнино плечо. - Ты только не злись, чем тебя звезданули, а?
Димтрий вскочил, отшвырнул полотенце, и, как раненный лев, заметался по кухне, выдавая на одном дыхании:
- Р-распускают киношников, чтоб они сгорели со своими копьями! Чтоб их...
Он поскользнулся на бутерброде, взмахнул руками и сел верхом на табуретку.
- Ну, ты талант, - оценил Славка, сияя восторгом. - Я бы точно на него грянулся.
- Сги-инь! - заорал брат.
Глава 3.
В низине чуть слышно пофыркивали кони, полз, собираясь, туман, и монотонно квакали лягушки. Вверху, над головами, плыли по звездному небу черные кроны сосен. Но и кроны, и звезды были видны, только если уйти в темноту от костра. Славка сидел скорчившись, поджав под себя ноги и хлопая ладонью по плечам и голым коленкам - комары угрызали, даже дым их не спугивал. Да и ветра тут, среди деревьев, почти не было.
Над костром в котле булькало варево. Есть хотелось страшно. Только Славка не уверен был, что накормят. Не потому, что не дали бы. Просто уж очень компания странная. "И комары их не едят," - прошептал он сердито, озираясь. Люди сидели поодаль, за кругом света, Славка все пытался сосчитать их и сбивался. Много, в одинаковых грубых плащах с капюшонами на лицо, а может, и лиц-то там не было. Только руки кое-где видны из-под плащей - тяжелые большие ладони на рукоятях кордов, на луках, рядом еще мечи, самострелы, непонятные круглые штуковины с шипами. (Когда шарик один - это кистень, а когда много? ) Из-за темноты Славка этого не видел, просто знал. И ему делалось неуютно.
На свету оставалась одна женщина - в холстинной сорочке с надетой поверх разрезной юбкой, щекастая и простоволосая. Две тяжелые косы на голове красно-золотой короной взблескивали в свете костра. Женщина наклонялась над котлом, помешивала в нем большой деревянной ложкой, пробовала, подсыпала что-то, то морщась, то улыбаясь. Поглядывала на Славку. Лицо у ней было широкое и доброе, и когда он смотрел на повариху, почему-то становилось легче. А попробуй она положить ему руку на затылок, сказать "Ну что ты, болестный...", Славка бы ткнулся ей в колени и расплакался. Но она только взглядывала искоса и опять повертывалась к костру. Воины в плащах сидели, словно каменные. Славка вздохнул. И вдруг почувствовал движение. Повариха тоже оглянулась. Тогда решил повернуться и он. И когда глаза привыкли к темноте, понял, что она не такая уж непроглядная. Сосны на холме высветил иззади месяц, и от них к костру протянулись тени, а трава между тенями серебрилась, и в ней мерцали какие-то цветы. И от сосен - совсем бесшумно и плавно шел человек, не шел, скользил на ходу, лишь крылья плаща приминали травы. А за его спиной небо было совсем голубое.
Человек подошел к кругу света и опустился на траву, точно надвое разделенный светом и тьмой. Застыл, подтянув к подбородку колени. Край плаща сполз случайно, и Славка разглядел худую босую ногу, по щиколотке перечеркнутую черным от запекшейся крови шрамом. И тут сзади что-то тихо стукнуло.
- О господи!
Это были первые живые слова, услышанные тут. Славка даже вздрогнул от неожиданности. Повариха стояла закаменев, уронив ложку.
- Да как же это они, по живому? - грудной теплый голос звучал испуганно.
- А как же иначе? - незнакомка отозвалась с усталой насмешкой, прикрывая рану плащом. - Только по живому и надо. Иначе разве почувствуешь?..
У Славки по спине пробежали мурашки. А повариха уже суетилась, позабыв, что вскипевшее варево вот-вот выльется в огонь. Вытащила откуда-то чистую тряпицу, склонилась над незнакомкой.