Бакстер задумчиво смотрел па брата. Костюм всегда сидел на нем идеально, и Гамильтон носил его с естественной непринужденностью. Он высок ростом, движения изящны. Портные обожали его — перчатки сшиты точно по руке. Галстук он всегда повязывал по самой последней моде. Сапоги его сверкали.
Одежда Гамильона никогда не была испачкана пятнами от химикатов, подумал Бакстер. Ни разу его не видели в помятом сюртуке. Он не носит очков. Старый граф, их отец, тоже был элегантен и всегда следовал моде.
Бакстер понимал: он досадное исключение из правила, которое гласило, что все Сент-Ивсы обладают неподражаемым стилем.
— Благодарю, что внял моей просьбе, — сказал Бакстер.
Гамильтон бросил на него испытующий взгляд:
— Надеюсь, ты не заставишь меня напрасно терять время. Может, ты решил наконец развязать кошелек?
Бакстер небрежно прислонился к рабочему столу и скрестил руки на груди.
— У тебя проблемы с деньгами? Глядя на твой новый роскошный экипаж, этого не скажешь.
— Черт подери, это к делу не относится. — Гамильтон резко обернулся. — Я граф Эшертон и имею право на свое наследство. Эти деньги завещал мне отец.
— Если они будут потрачены с толком.
Гамильтон злобно прищурился:
— Знаю, ты наслаждаешься своей временной властью над моими финансами.
— Ничуть не бывало, — с чувством возразил Бакстер. — По мне, так лучше бы отец не впутывал меня в твои денежные дела. Это весьма неприятная обуза, если хочешь знать.
— Ты думаешь, я поверю? Для нас обоих не секрет, что это дает тебе возможность отомстить. — Гамильтон остановился перед столом, на котором стояли весы. Он взял медную гирьку и осмотрел ее со всех сторон. — Ладно, пока торжествуй — недолго тебе осталось. У меня уже есть титул, а через несколько лет будет и состояние.
— Веришь ты мне или нет, я прекрасно обойдусь и без твоего титула, и без твоих денег. Но в данный момент это не имеет значения. Гамильтон, я пригласил тебя сюда не для того, чтобы обсуждать твои денежные дела.
— Мне следовало догадаться, что ты не намерен менять свои взгляды на управление моим наследством. — Гамильтон бросил гирьку на чащу весов и шагнул к двери. — Пожалуй, я пойду. Совершенно очевидно, что нам нечего больше сказать друг другу.
— Твоя матушка беспокоится за тебя.
— Моя матушка? — Гамильтон внезапно остановился. — Она говорила с тобой обо мне?
— Да. Она встретилась со мной вчера на одной из вечеринок, на которую мы были приглашены с моей… невестой.
— Не понимаю, зачем ей это понадобилось, — взорвался Гамильтон. — Не могу поверить, что она унизилась до такого. Она же терпеть тебя не может. Один твой вид причиняет ей невыносимую боль.
— Знаю. И это доказывает, как сильно она встревожена, раз решилась поговорить со мной.
Гамильтон настороженно уставился на него:
— И что же ее тревожит?
— Твой выбор развлечений.
— Но это же полная чепуха! Она все еще думает, что я буду ходить у нее на помочах. Я уже взрослый мужчина. Мама должна понять, я имею право развлекаться с друзьями. То, что я провожу столько времени в клубе, вполне естественно.
— Кстати, о твоем новом клубе, — обронил Бакстер. — Как он называется?
— А тебе какое дело?
— Просто любопытно.
Гамильтон помедлил в нерешительности, потом раздраженно передернул плечами.
— Он называется «Зеленый стол». Если ты хочешь в него вступить, я бы посоветовал тебе хорошенько подумать. — Гамильтон злорадно ухмыльнулся. — Вряд ли он подойдет для человека твоих лет и твоего темперамента.
— Вот как. Что ж, тебе не стоит беспокоиться по этому поводу. Я и в своем клубе не часто бываю. И у меня нет ни малейшего желания вступать в новый.
— Рад слышать. Не представляю, как бы мы посещали один и тот же клуб. Более неловкую ситуацию трудно себе вообразить.
— Без сомнения.
— И у нас нет общих интересов.
— Верно.
Гамильтон подозрительно покосился на него.
— И ты не интересуешься природой событий на метафизическом уровне.
— Ты совершенно прав.
— И я не думаю, что ты хотел бы обсуждать последние творения поэтов-романтиков.
— Да, этот предмет никогда не стоял первым номером в списке моих тем для беседы за обеденным столом, — откровенно признался Бакстер.
— И тебе вряд ли захочется принимать участие в экспериментах, призванных установить истинную природу философии сверхъестественного.
— Эта тема стоит даже ниже поэтов-романтиков в моем списке, — весело согласился Бакстер. — И подобными разговорами вы забавляетесь в «Зеленом столе»?
— Большей частью да.
— Я так понял, что это игорный притон, а не литературный салон.
— Мы с приятелями организовали что-то вроде клуба в клубе. Председатель «Зеленого стола» любезно предоставил нам возможность отделиться.
— Понятно. В таком случае мой клуб — это моя собственная лаборатория.
— Да, так будет лучше для нас обоих. Тебе не понравится в «Зеленом столе». — Гамильтон бросил взгляд на аккуратные ряды стеклянных трубок на соседней полке. — Отец часто бывал в твоей лаборатории.
— Он увлекался наукой. Мои опыты вызывали у него живой интерес.
— Он считал тебя очень талантливым. — Гамильтон насмешливо скривил губы. — Говорил, что ты прямо герой — выполнил опасное задание во время войны.
Бакстера удивила такая осведомленность.
— Он преувеличивал.
— Не сомневаюсь. В тебе нет ничего героического.
— Верно. Героизм требует возвышенных страстей и кипучей энергии — всего того, чего я лишен в силу своего темперамента.
Гамильтон помолчал, потом добавил:
— Когда мне было четырнадцать, отец заставил меня прочесть книгу, которую ты написал под псевдонимом, — «Беседы о химии».
— И конечно, ты нашел ее чертовски нудной.
— В самом деле. Но я тщательно изучил один рецепт приготовления кислоты и залил этой гадостью всю книжку. — Гамильтон усмехнулся с довольным видом. — Все страницы были перепорчены.
— Забавно. Гамильтон, я прекрасно осознаю, что у нас с тобой нет почти ничего общего, но нас обоих заботит твое наследство.
Гамильтона не на шутку встревожило это замечание.
— Послушай, Бакстер, если ты решил прикарманить мое состояние…
— Не волнуйся, я не собираюсь воспользоваться твоими деньгами. — Бакстер подошел к окну и взглянул на горшочки, стоявшие на подоконнике. Ни в одном из них горошины еще не проклюнулись. — Но я подумал, поскольку деньги, которые сейчас находятся под моей опекой, когда-нибудь станут твоими, тебе, наверное, интересно будет узнать, как их можно инвестировать,
— Объяснись, будь любезен.
Бакстер встретился с ним взглядом.
— Я мог бы показать тебе, как следует вести дела с банкирами и другими деловыми людьми. Я бы с радостью научил тебя, как вкладывать деньги, как нанимать людей для управления твоими землями. И тому подобное.
— Мне от тебя ничего не нужно, кроме денег, которые по праву принадлежат мне. Я не ребенок, которому требуется учитель. Ты ничему не можешь меня научить. Ничему, понятно?
— Понятно.
Гамильтон повернулся к двери, кипя от раздражения.
— Довольно, я попусту теряю время. У меня есть занятия получше.
Едва он взялся за ручку, как дверь распахнулась и на пороге вырос Ламберт. Он взглянул в сторону Бакстера с самым невозмутимым видом.
— К вам один настойчивый посетитель, сэр.
— Бакстер! — Шарлотта влетела в лабораторию, не дожидаясь, пока Ламберт объявит о ее визите. — Я сейчас расскажу тебе, что случилось. У меня было любопытное… О-о-о! — смущенно выдохнула она, едва не столкнувшись с Гамильтоном. — Прошу прощения, сэр, я не знала, что вы здесь.
— По-моему, ты так и не успела познакомиться вчера с моим сводным братом, — сказал Бакстер. — Мы рано покинули бал, если помнишь.
Шарлотта вскинула на него глаза. Щеки ее слегка порозовели, но Бакстер не мог понять: то ли оттого, что она была чем-то взволнована, то ли при воспоминании о ее вчерашнем страстном порыве.
— Да, мы рано покинули бал, — вежливо пробормотала она.