Шарипов, с таким настроем ты мне даже двойное сальто не сделаешь. Я стараюсь, Андрей Мусаевич! Щелк! К пояснице словно приложили раскаленный прут. Давай, Шарипов, не халтурь, при твоих-то данных тебе в цирке жить надо. Герб с колосками и надпись «СССР» на груди тренерской олимпийки дрожат в воздухе… Или это я теряю сознание? Щелк! И глумливый голос откуда-то издалека:
– Борец за счастье! Ковбой из Тютюево! Отбегался, нечисть красноперая!
Не доползу, понял Равиль, тычась лицом в густой холодный туман. Мост раскачивался, как гамак, хотелось спрятать лицо, зажмуриться и слушать, как внизу бежит вода. Щелк! Будто отрубили руку по локоть.
Резеда легла рядом с ним, защекотала распущенными волосами, потерлась носом об ухо. Миленький, тут совсем рядом, потерпи, пожалуйста. Резедуш, совсем тело не слушается! А ты через не могу – очень надо! Миленький, постарайся!.. Люблю, когда ты так меня называешь…
Он все-таки преодолел мост и выполз на другой берег Летянки. Мучители шли за ним не спеша. Равиль слышал, как они переступают по деревянным плашкам, негромко что-то обсуждают, как захрустел целлофан и чиркнула спичка, как кто-то зашелся хрипящим кашлем. Идите, идите за мной, молил Шериф. Добро пожаловать в четвертый круг! Я увел вас как мог далеко, и пусть вам не будет обратной дороги…
Сначала ему показалось, что он попал на угольный склад. Вместо рыжего речного песка под руками оказалось что-то черное и шуршащее. Это тоже был песок, но каждая песчинка размером походила на кусок рафинада. Черные кубики кололи пальцы острыми сколами.
Я дошел, подумал Равиль, я все-таки дошел сюда – и привел за собой этих нелюдей. Щелк! Кнут разорвал ему ухо и шею, но это было почти не больно.
Шериф перевернулся на спину – тысячи лезвий впились в разодранную до ребер плоть – и криво, страшно улыбнулся.
– Подождите, братцы, – сказала одна из нависших над ним теней. – Дайте-ка я с ним потолкую прежде.
Из тумана проступило изъязвленное лицо. Равиль еле слышно вымолвил:
– Привет!
Атаман опустился рядом с ним, опершись коленом Шерифу в грудь.
– Смелый маленький мент, – тихо сказал он. – И так отчаянно служишь дьяволу! Что ты хотел доказать? Кому? Гордыня обуяла? Один против всех, как в кино? Какой боец зазря пропадает…
– Ты меня еще… к себе в банду… позови, – осклабился Равиль.
Резеда сидела рядом с ним и гладила его лицо. Сквозь ее прозрачные пальцы было видно, как нахмурился Атаман.
– И позвал бы, – сказал он. – Тяжело нам, слишком неподъемна ноша. Пока Подколпачье не опустеет, нет нам покоя. Люди должны уйти отсюда, а нелюди остаться навсегда. Хоть пеплом, хоть прахом.
– Кто дал тебе право – судить? Нелюдь – ты.
– Я? Да, нелюдь. – Атаман неторопливо снял очки, навис над Равилем изуродованным лицом, дыхнул кислой медью. – А право у меня есть, поверь. Даже не право – миссия! Мы очистим это проклятое место – и когда последний человек уйдет отсюда прочь, оно схлопнется, как бумажный пакет. И освободит мою душу из этой гниющей скорлупы!
Он с силой провел пальцами по щеке, оставляя на коже кровоточащие борозды.
– Нас было тринадцать в пожарной бригаде, и мы первыми подошли к реактору. Ни инструктажа, ни спецодежды, бросили как котят – локализовать, задержать, ждать подмоги. Теперь и вспоминать не о чем, дело забытое… а только из тринадцати я один не скопытился в первый же год. Двадцать лет провалялся в госпитале. Плавал в боли, молил о смерти. А она не шла!
Атаман рванул рукой ворот, словно ему стало трудно дышать.
– Вот и привезли меня сюда умирать. Вышвырнули из госпиталя домой, чтоб статистику смертности не портил. Но когда случилась Та Ночь, я встал, слышишь, встал, потому что услышал глас. Потому что понял, ради чего превозмог все муки. Под Колпаком не место для людей, лейтенант. И мы – не банда! Спору нет, многих грешников под мое начало как магнитом тянет, на многих кровь, но мы искупления ищем. И доведем дело до конца. Тебе в одиночку нас не остановить. Ведь мы – воины Господни!
Равиль смотрел Атаману за плечо. Рядом с Андреем Мусаевичем встал Герасимов, бывший председатель колхоза «Верный путь». Мародеры сожгли его в сарае, приперев двери досками. Герасимов погрозил мясистым пальцем. Не подведи, Шарипов, татарская твоя душа.
Из тумана выходили один за другим люди, которых Равиль уважал и любил, ради которых делал то, что делал все эти годы. Прозрачные фигуры замирали на черном склоне, кто вблизи, кто в отдалении.
– Я. Не. Один! – произнес Шериф отчетливым шепотом. – Сдавайте. Оружие.
– М-м… – Атаман, горько усмехнувшись, понимающе покачал головой. – Тогда собирай свою армию, лейтенант. Самое время!