– Вот завтра и включите, – подытожил Марк Йоганн.
Однорукий скафандр взволнованно вскочил:
– Капитан, она же только с больничного, не заставляйте ее…
– Не заставляйте меня повышать голос! – вдруг заорал Марк Йоганн. Я и не думала, что этот мягкий пожилой профессор умеет так орать. – Или вы уже не в наших рядах, Альфред?
Однорукий скафандр сел.
– Мелисса, жду вас в шесть утра на мостике, и не забудьте свой планшет.
Ровно в шесть я пришла на мостик. Там уже стояли Джафар, Тагор, Вигдор и сам Марк Йоганн – почему-то они были без скафандров, в парадных кителях, как в день старта. Я снова была одета не как все – в дурацком мешке, который клеила скотчем до утра. Но мне никто ничего не сказал.
Мы прошли по коридорам к лестнице, соблюдая дистанцию. Спустились на технический этаж и остановились у предшлюзовой.
– Мелисса, – проскрипел Марк Йоганн, не сводя с меня глаз. – Вынимайте планшет, входите в аккаунт и включайте полное наполнение шлюза.
Я пожала плечами и сделала то, о чем он просил.
Лицо Марка Йоганна просветлело, и он вдруг положил мне руку на плечо:
– Спасибо, Милочка, от всего сердца! Я всегда в тебя верил.
Я все еще не понимала.
Марк Йоганн нажал клавишу, и створки предшлюзовой расползлись. От шлюза нас теперь отделяла лишь гермодверь с круглым окошком из бронестекла, изнутри по этому иллюминатору сейчас хлестала вода. Марк Йоганн вынул сложенный вдвое лист и надел свое пенсне.
– Именем закона Земли! – объявил он. – Властью капитана! Единым голосованием коллег! Тело, принадлежавшее Клаусу Фара и захваченное паразитом, приговаривается к уничтожению!
Только тут я заметила, что за иллюминатором кто-то бьется в водяных струях. Я открыла рот, чтобы закричать, но голова закружилась. Кто-то меня подхватил и помог мягко сесть на пол.
Не знаю, сколько прошло времени.
Когда мне помогли встать, за иллюминатором уже была ровная пелена воды, как в аквариуме.
Марк Йоганн произнес, глядя на часы: «Достаточно, потом отнесете тело в рефрижератор». И вышел из шлюза.
– Мелисса, идти можете? – спросил Тагор, задержавшись, и, не дожидаясь ответа, смущенно кивнул: – Ну, догоняйте…
Я осталась в шлюзе одна.
Стараясь не оборачиваться, держась за стенки, заковыляла следом.
Не помню, как добралась до каюты и упала на кровать, не снимая мусорных мешков.
Очнулась я от того, что меня рывком выдернули из кровати и поставили на ноги.
– Мелисса! – Взбешенный Марк Йоганн грозил у моего лица скрюченным пальцем, а глаза его пылали сатанинским огнем. – Где он?!
– Кто?
– В столовую ее! – скомандовал Марк Йоганн, и меня потащили по коридору.
В столовой снова собрались все. Меня вытолкнули в центр.
– Мелисса Вольская! – заорал капитан. – Где Клаус Фара?!
Я молчала.
– Ты осталась в шлюзе, когда мы вышли, слила воду и вынула тело! – орал Марк Йоганн. – Ты знала, что он умел задерживать дыхание! Кто еще знал?
Все молчали.
– Только так мы и выявим всю сеть! Именем закона Земли! Властью капитана! Объявляю голосование коллег! Перед нами тот, кто помог сбежать и уйти от казни тому, кто принес паразита! Кто считает, что он тоже достоин казни? Прошу поднять руки! Единогласно? Нет? – Марк Йоганн оглядел зал: – Альфред, ты разве против?
– У меня руки нет в скафандре… – произнес Альфред тихо.
– Так подними другую!
Альфред поднимал руку медленно и скрючившись – словно школьник, который не уверен в своих знаниях.
Меня запихнули в медицинский бокс к Эрику. Эрик был лохматый и небритый. Всю ночь мы сидели друг против друга, как в старые времена, и просто говорили обо всем на свете. Эрик рассказывал про египетские пирамиды, к которым до сих пор вопросы, и про календарь майя, с которым давно понятно все. Я тоже что-то говорила – про детство, про колледж, про Луну, про свою первую стажировку в Антарктиде.
– Слушай, – перебил Эрик. – А как это вообще – в Антарктиде?
Я пожала плечами.
– Как здесь. Стены, каюты, столовая, тренажеры, оранжерея. Можно одеться и выйти наружу. Я один раз вышла, и больше не хотелось. Я всего-то была месяц.
– А чем там занимаются? – спросил Эрик.
– Все как у нас. А почему ты спрашиваешь?
Эрик помолчал.
– Знаешь, Мила, я все думаю про того человека. Ну, который писал летопись катастрофы. Он там был один на полярной станции, представляешь? Внизу – реактор, кругом – погодные терминалы и связной пункт, наверху – минус девяносто и слой снега из фторводорода. А он сидел и писал свою рукопись – как никто у них не писал лет двести… Понимаешь? Не с планшетом сидел, а кисточкой выводил на тряпичной ленте, как в древности, – иероглиф за иероглифом… Так и умер за столом, так его и раскопали с этой кисточкой. И вот планшеты давно размагнитились, а его рукопись во льдах как живая.