У Жвакова зазвонил фон.
Он отцепил вытягивающий груз от ноги и вышел в коридор, стуча гипсовой пяткой по полу.
– Привет, – сказал в трубку. – Нет, скоро не получится… Нет, никак… Дела у меня. Да, дела. А дорогой и любимый, я думаю, обойдется без твоей помощи… Тогда делай, как хочешь… Как хочешь, говорю, делай, если уж ты решила… Да… А это уже похоже на шантаж, моя дорогая… Не надо меня грузить. Вот не надо… Вот-вот. Именно так… Пока. – Жваков бросил трубку – если бы мог, именно бросил бы, – и заковылял по коридору к своей палате.
Навстречу ему той же походкой ковылял человек с загипсованной левой ногой.
Жваков вошел в палату. Конфликт принципов там подходил к своему завершению.
– А вот хрен вам и от мертвого козла уши! – выкрикнул человек со второго ряда свое, видимо, окончательное слово.
– У меня есть довод, с которым вы будете вынуждены согласиться, – спокойно произнес Ираклий. Он достал из своей сумки желтую карточку и показал человеку.
По всему было видно, что это не просто карточка.
– Прошу извинить, уши были от мертвого осла, – уже спокойно произнес человек. И продолжал, помедлив: – Да, вы правы. Есть юридический принцип: незнание не освобождает от ответственности. Следовательно, то обстоятельство, что я не знал о стоимости услуги в момент ее оказания – я не ошибусь, если употреблю слово «стоимость» и слово «услуга»? – не освобождает меня от выплаты вознаграждения, возмещения, компенсации или иным способом поименованной суммы. Вы удовлетворены?
– Вполне, – сказал Ираклий. – Приложение я вам сейчас поставлю.
Двенадцать человек ворочались на своих кроватях. Со спины на левый бок и обратно. Гиря, привязанная к правой ноге каждого, не позволяла большего. Можно было еще по-разному сгибать в колене левую ногу, что давало дополнительно какую-то степень свободы, можно даже представить – комфорта.
Заснуть Жвакову не удавалось. Он подумывал о том, чтобы отстегнуть проклятый груз, но одиннадцать соседних человек ворочались со спины на бок, и Жваков решил не сдаваться. Деды терпели и нам велели, вспомнилась народная мудрость.
И заснул наконец.
Он проснулся, как ему показалось, первым. Одна кровать во втором ряду, однако, пустовала. Чувствуя потребность опорожнить мочевой пузырь, он проделал необходимые манипуляции и вышел в коридор. Человек из второго ряда был там – и запах, запах крови, который Жваков почувствовал раньше, чем успел что-нибудь увидеть, – человек сидел на коленях, откинувшись спиной к стене. Обеими руками человек сжимал нож – что-то из медицинского инструментария. По полу растекалась лужа крови. Человек совершил сеппуку, понял Жваков, все-таки совершил человек. А ведь говорил человек, что он не японец.
Жваков подошел ближе, вдыхая запах крови – хорошо знакомый, незабываемый с недавнего времени запах. Длинные волосы почти закрывали лицо человека. В зубах он сжимал ленту мини-принтера, на которой было напечатано:
ПРОСЬБА НЕ РЕАНИМИРОВАТЬ
И ниже:
ПРИГОДНЫЕ К ИСПОЛЬЗОВАНИЮ
ВНУТРЕННИЕ ОРГАНЫ ПРОШУ
ПЕРЕДАТЬ В ФОНД ОДД
Фонд Общества добровольных доноров, понял Жваков.
– Не хотел идти на эту голосовалку, но все идут, а делать здесь все равно нечего, – сказал Бакин.
– Аналогично, – произнес Жваков.
В аудитории сидели двадцать два человека. У одиннадцати, сидящих справа, правая нога была закована в гипс до колена. А у одиннадцати, сидящих слева, в гипс до колена была закована левая нога. Каким образом палата левой ноги лишилась одного человека, было неизвестно. Про второе сеппуку ничего не было слышно.
Изменения телесные влекут за собой изменения в манерах, и двадцать два человека от нетерпения били о пол загипсованными пятками, словно копытами.
В аудиторию вошел человек, и стало тихо.
Человек подошел к белой доске. У человека в руке был фломастер. Человек поднял руку с фломастером, и на доске появилось изображение мозга – два полушария с извилинами.
– Это человеческий мозг, – сказал человек, – а в мозгу есть лобные доли коры, – человек показал фломастером, – которые суть та часть человеческого мозга, которая делает его человеческим мозгом.
– Это профессор? – тихо спросил Жваков у Бакина.
– А кто же еще? – тихо ответил Бакин.
– А не хиросиг ли он в каком-нибудь смысле подобно тому чуваку, за которого мы голосовали в прошлый раз?
– Возможно, – сказал Бакин.
– Во второй половине двадцатого века, – сказал человек у доски, – профессор Б. Ф. Поршнев – Борис Федорович – утверждал, что лобные доли – это принимающий аппарат внушения, а именно с развития аппарата внушения, способности внушать и быть внушаемым, начался путь от первобытного троглодита к тому, что мы сейчас называем человеком разумным.