— Э-э… Картошку с… — Я огляделась по сторонам. — С оливковым маслом, солью… И… Еще у меня, кажется, где-то была луковица.
— Отлично, — сказал он, усаживаясь за кухонный стол и наливая себе сливовицы. — Ужин для гурманов.
Это у нас такая шутка. Ужин для тонких гурманов — это еще хуже: когда еда готовится практически из ничего. Я умею приготовить ужин для тонких гурманов из чечевицы, а у Вольфганга тонкие гурманы питаются чаще всего тушеной капустой.
Я открыла духовку и вынула оттуда картошку.
— Пожалуй, сегодня то же самое можно сказать и про меня: мое богатство в другой вселенной. — Я поставила противень на стол и улыбнулась.
Вольфганг удивленно приподнял свою светлую бровь:
— Тоже проигралась?
— Ну уж нет, — засмеялась я. — Купила книгу. Теперь у меня осталось фунтов пять, а в журнале заплатят только в конце месяца. Такая вот… Такая вот дорогая книга.
— Хорошая хоть книга-то?
— О да. Это уж можешь не сомневаться. — Мне по-прежнему не хотелось рассказывать, о какой книге идет речь. Я принялась резать лук. — А, и еще сегодня обрушился университет.
— Обрушился? — Вольфганг засмеялся. — Это ты его, что ли, взорвала? Ну и дела. Что случилось?
— Ну, не то чтобы он прямо весь целиком обрушился, только одно здание.
— Бомба?
— Нет, железнодорожный туннель. Под университетским городком. Провалился — и привет…
Вольфганг опрокинул рюмку и налил себе еще.
— Ну да, понятно. Если построить что-то на пустоте, рано или поздно оно обрушится. Ха-ха. Погибших много?
— Нет, никого. Оттуда еще утром всех эвакуировали.
— Ясно. Университет теперь закроют?
— Не знаю. Наверное, да, — по крайней мере, на выходные.
Я полила картошку оливковым маслом и поставила ее на стол вместе с оливками, каперсами и горчицей. Мы уселись за стол.
— Как вообще дела? — спросила я.
— Жизнь — дерьмо. Денег не хватает, мышей — больше, чем надо. Но зато мне вернули вечернюю смену.
— Красота. А что же случилось с этой-как-ее-там?
Несколько месяцев назад появилось юное дарование в лице некой девицы, которая отобрала у Вольфганга часть смен. Она-то, наверное, была в восторге: ну как же, такой крутой поворот в жизни — девочка-подросток, а играет на фортепиано перед настоящей публикой. Но для Вольфганга это означало, что теперь он не сможет вносить деньги за квартиру и оплачивать счета — вот он и перестал их оплачивать.
— Упала с пони.
Я с улыбкой слушала, как он рассказывает о подробностях случившегося. Слушала вполуха, потому что все мысли были заняты книгой.
— Слушай, Вольф… — сказала я, когда с едой было покончено.
— Что?
— Ты веришь в проклятия?
Он посмотрел на меня с недоверием:
— Проклятия? Типа чего?
— Типа проклятых предметов. Может предмет быть проклят, как ты думаешь?
— Интересный вопрос, — сказал он. — В каком-то смысле все предметы прокляты.
Я подозревала, что он именно с этой стороны подойдет к вопросу.
— Да, конечно, но…
Он налил себе еще сливовицы. Я встала сварить кофе.
— Ну, или можно спросить себя, зачем они вообще бывают. Какова их цель? Я долго думал об этом — еще с тех пор, как впервые слушал Вагнера с Кэтрин.
Вольф встречается с девушкой, которая пытается его «развивать» и для этого таскает в оперу.
— Может, для начала нам следует дать определение слову «проклятие»? — предположила я. — Это слово или предмет?
Вольфганг тяжело вздохнул. Мы уже тысячу раз начинали разговоры приблизительно так же. Чаще всего дело кончается тем, что мы вступаем в спор о Деррида и его difference.[6]
— Перестань, прошу тебя. Терпеть не могу этих твоих французских деконструкций. Давай просто на минуту притворимся, будто проклятие существует, и предположим, что это предмет. Откуда оно берется? Вот на какой вопрос нам следует ответить.
— Ты думаешь?
— Да. Что это — некая магическая сила или же что-то вроде предсказания, которое исполняется только потому, что ты сам заставляешь его исполниться? Или его и вовсе не существует — просто мы используем его для того, чтобы объяснить себе, почему с нами происходят плохие вещи, которые на самом-то деле совершенно случайны? Я вот могу задать вопрос: почему мой дом осаждают мыши? Кто-то наслал на меня проклятие? Или я просто-напросто оставил в один прекрасный день слишком много еды и этим привлек к себе их внимание? Или ответ вообще прост, как сама жизнь: мыши существуют — и точка?