— Я приму к рассмотрению все ваши рекомендации, мисс Сандеман. А сейчас прошу извинить меня…
— Мистер Рис, если вы найдете еще минутку или две… — нервничая, попросила Ники, понимая, что отведенное ей время истекло.
Рис взглянул на свои часы и кивнул. Ники вынула из своего портфеля газетную вырезку.
— Я уверена, вы видели эту заметку, — сказала она, — об иске, возбужденном против «Хайленд Тобакко» мужем женщины, которая умерла от рака легких, после того как тридцать лет курила сигареты «Хайленд».
Рис нахмурился.
— В этом нет ничего нового, — сказал он, отодвигая от себя вырезку, — судебный иск такого рода — отражение сутяжнического времени, в котором мы живем, мисс Сандсман.
Невзирая на его холодную реакцию, Ники настаивала на своем.
— Я подумала, сказала она, — что при всех негативных последствиях этого процесса для Хайленда, это может быть прекрасным поводом для «Ригал» раскрыть некоторые собственные планы на будущее.
— Я принимаю мысль, — кивнув, сказал Рис. — Однако, мисс Сандсман, в преждевременности есть такая же опасность. Если мы будем сейчас обсуждать планы, которые не могут быть осуществлены в течение нескольких лет, то можем породить скорее цинизм, чем воодушевление.
— Понимаю, — медленно протянула она.
— Но, — добавил он, улыбнувшись, — поскольку вы проявляете такой острый интерес к имиджу «Ригал» в глазах публики, пожалуйста, не стесняйтесь приходить ко мне с любыми другими идеями, которые у вас возникают. Я ценю ваш проект, мисс Сандеман, и вашу преданность. Как я уже сказал при нашей первой встрече, думаю, что вас ожидает в «Ригал» многообещающее будущее. Весьма многообещающее…
Ники оставила кабинет Риса со смешанным чувством. Удовлетворенная его похвалой, она в то же время была разочарована, что Рис, как ей показалось, не оценил всех достоинств ее предложений.
Разумеется, он тоже видел возрастающее число-публикаций с нападками на особые привилегии, которыми пользуются табачные компании, и на их смертоносную продукцию. Конечно, он не мог не заметить возрастающую силу движения против курения. Теперь, когда Хайленд был публично обвинен в смерти от курения, почему бы Десмонду не захватить возможность дистанциировать «Ригал» от других компаний? Почему он не понимает, что заявление о намерениях лучше, чем молчание, свидетельствующее о соучастии?
Стоя перед зеркалом, Ники поправляла расшитую бисером головную повязку, которая довершала се вечерний туалет для бала у Андервуда. Ее белое развевающееся платье в складку, приобретенное в одном из старейших магазинов Атланты, великолепно сидело на ней, так же, как вечерние туфли.
Когда позвонил дежурный отеля и сообщил, что прибыл ее сопровождающий, Ники добавила немного румян на щеки и нанесла еще один слой красной помады, чтобы придать своему рту вид «пчелиного укуса», как было модно в двадцатые годы.
Она открыла дверь, чтобы встретить Алексея, мгновением раньше, чем он успел постучать.
— Ты выглядишь ошеломляюще, Ники, — выдохнул он, — совершенно великолепно!
— Ты и сам прекрасно выглядишь, — сказала она, одобрительно оглядывая безукоризненно сшитый вечерний костюм Алексея и шелковый шарф, небрежно накинутый на шею. Мимолетно взглянув в зеркало, Ники должна была признать, что они составляют превосходную пару. Но чем лучше она узнавала и ценила Алексея, тем дальше отдалялась от мысли выйти за него замуж. «Что со мной?» — не раз спрашивала она себя. Всю свою жизнь она чуралась мужчин, особенно тех, которые выглядели способными любить. Алексей не желал ничего больше, кроме как заботиться о ней, в чем она всегда нуждалась, но все, что Ники могла дать ему — признательность и извинения.
— Спасибо, что заехал, — сказала она, коснувшись его губ теплым, но не страстным поцелуем. — Блейк угрожала мне всеми земными карами, если я не вытащу тебя на этот уик-энд.
— Весь к твоим услугам, — галантно произнес он, — хотя до сих пор не могу понять, почему ты ведешь такой образ жизни. Я уважаю твою независимость, Ники, и понимаю, как важна для тебя твоя работа, если компания «Ригал» добровольно отказывается от своих табачных интересов, если такой человек, как Десмонд Рис, выступает с публичным заявлением против производства сигарет. Но чего я никак не могу понять, так это почему ты не можешь вести нормальную жизнь в добавление к своей работе. Разве у тебя нет времени оставить этот отель и…
— Нет времени даже подумать о том, чтобы найти квартиру, поэтому пусть все останется как есть, — оборвала Ники Алексея, прежде чем он смог закончить фразу.
Его темные глаза блеснули.
— Я не говорил о деталях, — сказал он спокойно.
— Я знаю, — вздохнула она, — извини меня, Алексей. Я просто не в состоянии дать тебе ответ, которого ты ждешь. — Она протянула руку и кончиками пальцев коснулась его лица. Он перехватил ее руку и надолго задержал в своей.
— Может быть, кто-то есть? — мягко спросил он. — Кто-то, кого ты могла бы любить?
— Нет! — быстро ответила она и затрясла головой, словно стараясь изгнать образ Уилла, который мелькнул в сознании. Необъяснимым образом Алексей вызвал у нес раздражение, задав вопрос, на который у нее не было твердого ответа.
Бал Андервуда в честь полудюжины местных благотворителей ожидался в Атланте как гвоздь сезона в жизни общества. Построенный еще до Гражданской войны особняк Блейк — дар самой себе за счет доходов от ее трастового фонда — был заполнен свежими цветами и освещался хрустальными канделябрами. Армия слуг, облаченных в униформу солдат-конфедератов, обносила гостей шампанским и бутербродами, в то время как оркестр Питера Дучина наигрывал танцевальные мелодии, к удовольствию высшего общества города.
Ники церемонно представилась Блейк, которая была одета как истинная дочь Старого Юга, в алое платье со смелым декольте.
— Прекрасно, — протянула она. — Давно пора показаться на людях, Ники Сандеман. И самая пора представить этого красивого и элегантного мужчину, вместо того, чтобы где-то прятать его.