— Избави Бог.
— Я за него, когда он занят. Хочешь взглянуть на место преступления?
— Конечно. Увидимся через двадцать минут.
Тело Эллы Манкузи уже увезли в морг. Остались только кровавые пятна на булыжнике и траве лужайки.
На неровной почве трудно прийти к точным выводам, но за эти годы я повидал достаточно, чтобы различить артериальный выброс и медленное кровотечение. Тело старой женщины было обескровлено, сердце остановилось, и душа унеслась прочь.
Майло, который стоял значительно прямее, чем мне довелось наблюдать в последнее время, разговаривал с Шоном Бинчи. Черные пряди волос падали ему на лицо, и он безуспешно старался смахнуть их рукой. Чтобы потревожить короткую прическу Шона, уложенную гелем, потребовался бы ураган.
Я отошел от крови и двинулся к ним.
Шон был бледен.
— Старушка. Учительница.
Майло сообщил:
— «Мерседес» сейчас на пути в лабораторию. Шон поговорит с мистером Губелем, чтобы уговорить его добровольно предоставить «бентли» для осмотра. Если тот не согласится, значит, нам не повезло — придется обращаться к железобетонному районному прокурору.
— Может быть, если я расскажу ему об этом убийстве, он согласится. Он показался мне неплохим мужиком.
— Как раз наоборот.
— Что вы имеете в виду?
— Богатенькие избегают подобных ситуаций. — Майло двинулся в сторону.
— Эй, лейт, я все еще официально на учебе.
— Хочешь с кем-нибудь побеседовать?
Шон пожевал губу.
— Не уверен, что лейтенант Эскудо будет в восторге, а мне нужно его мнение по поводу моей стажировки.
Глаза Майло сузились.
— Что ты такое говоришь, Шон?
Бинчи снова взглянул на кровь.
— Если я чем могу помочь, располагайте мной.
Мы ждали, когда Майло рявкнет на него, но вместо этого он сказал:
— Давай посмотрим, как ты преуспеешь с Губелем, а потом поговорим.
Шон отсалютовал и зашагал прочь.
— Когда ему можно будет приходить домой попозже? — спросил я.
— Когда оценки улучшатся. — Мой друг повернулся и оглядел маленький зеленый домик. — Какие-нибудь внезапные озарения?
— Пожилая жертва, такой же убийца, все эти избыточные раны — здесь скорее всего что-то личное. Я бы проверил ее приятелей, бывших мужей, не было ли испорченных романтических отношений.
— Ссора престарелых любовников? Мой свидетель утверждает, что старушка была вдовой и, насколько он мог судить, навещал ее только один мужчина лет сорока, да и тот, как он считает, ее сын. Техники внутри. Когда закончат, я стану просматривать ее личные вещи.
Из бунгало в испанском стиле в двух домах к югу вышел мужчина. Он потер глаза и постарался не смотреть на кровь.
— Это он, — сказал Майло. — Почему бы тебе с ним не поговорить, пока я смотрю, как там идут дела в доме?
Эдварду Москоу оказалось далеко за пятьдесят, он был лыс, но носил пушистую седую бородку. Теплая рубашка вытерлась на обшлагах и на размер была ему велика, а штаны цвета хаки выцвели до белизны, почти сравнявшись по цвету с его босыми ступнями.
Я представился, хотя про должность упоминать не стал. Москоу кивнул.
— Ужасно на все это смотреть, — заметил я.
— Никогда не забуду. — Он прикоснулся колбу. — Просто врезалось сюда.
— Если вы вспомните что-то еще…
— Старый негодяй! — Голос свидетеля звучал тихо и хрипло. — Поверить невозможно. Казалось бы, в таком возрасте они уже должны утратить это желание.
— Чаще всего так и бывает.
Он взглянул на меня с таким видом, будто только что осознал, что мы с ним разговариваем.
Я пояснил:
— Это называется «криминальное выгорание». Иными словами, слишком устал, чтобы выступать.
Москоу слегка кивнул.
— Видел его всего несколько секунд, — сморщился он, бороденка встала дыбом, — да и то больше смотрел на руку. — Он поднял собственную конечность и изобразил удар сверху вниз. — Мне показалось, он ее бьет рукой, и я побежал, чтобы остановить мерзавца, но когда приблизился, он уже шел к машине, а миссис Манкузи лежала в луже крови. И кровь… все текла и текла… Я никогда ничего подобного не видел.
— В смысле его возраста…
— Ох, простите… Семьдесят? Шестьдесят пять? Семьдесят пять? Я определенно не могу сказать; просто он двигался как старый человек. Не то чтобы хромал, просто шел скованно. Как связанный.
— Медленно?