Выбрать главу

Квентин медленно поставил стакан на стол.

— Да. — Закинув ногу на ногу, он откинулся на спинку элегантного кожаного кресла, которое скрипнуло под тяжестью его тела. — Дело в том, что в связи со спецификой бизнеса я часто останавливаюсь в отелях и привык жить рядом с людьми, которых не знаю, которые мне не нравятся и с которыми не общаюсь.

Второй раз за время разговора Эвелин не нашлась с ответом. А что тут скажешь? Эта фраза, произнесенная без всякого пафоса, как бы заранее пресекала возможные изъявления сочувствия. Кроме того, и сама Эвелин, скорее всего, попадала в категорию людей, которых он не знает и которые ему не нравятся. Что это, как не намеренная грубость? Его лицо было абсолютно бесстрастным, и Эвелин ничего не смогла по нему прочесть. Неудивительно, что Конни не стремится к общению с этим человеком. Это слишком тяжело.

— Итак, — он снял галстук резким движением, — что вы хотите мне сказать? Как вы поговорили? Наверное, посвятили весь вечер обсуждению моих бесчисленных недостатков?

— Нет, не всех. — Эвелин чувствовала себя как сапер, который идет по минному полю. Но, если она надеется помочь Конни, необходимо научиться противостоять Квентину. Может, ему и удалось запугать Конни, но она не двадцатилетняя девочка, и пора дать ему это понять. — Она перечисляла их в алфавитном порядке, и сегодня мы дошли до буквы «п».

— «П»… — Он с безразличным видом крутил в руках галстук. — Попробую угадать… Вряд ли она назвала меня положительным и приветливым, а уж тем более прекрасным.

В его тихом голосе Эвелин удалось различить веселые нотки, и она немного успокоилась. Поудобнее устроившись на стуле, она сделала глубокий вдох.

— Вряд ли, — покачала она головой.

— Гм… тогда, может, придирчивым?

— Ну, — Эвелин чуть улыбнулась, — с этого она начала.

Квентин склонил голову набок.

— Подавляющим ее?

— Опять угадали. — Эвелин заметила, что его глаза весело поблескивают в свете лампы.

— Примитивным, презренным, противным, похотливым? — Он явно увлекся затеянной игрой.

Эвелин сунула руки в карманы халата.

— Нет, так далеко она не зашла, — осознав абсурдность происходящего, ответила она. — Первое и второе — да, но остальное — нет.

Он повел себя чисто по-мужски. Он же знает, что Конни даже в самом отвратительном настроении не могла назвать его противным. Ни одна женщина не смогла бы так его охарактеризовать. Господи, он так красив. И привлекателен. Вот еще одно прилагательное на «п», которое подходит Квентину Блейну. Привлекательный.

В это мгновение включилось отопление. Мощный поток теплого воздуха приподнял длинные распущенные волосы Эвелин. Вьющиеся пряди рассыпались, попав на щеки и губы.

Взгляд Квентина переместился на ее рот, словно его завораживали эти каштановые пряди на ее губах. Эвелин неловким движением убрала волосы с лица. Под его пристальным взглядом ей вдруг стало жарко, и она почувствовала, что краснеет.

Господи, это же просто глупо! Она здесь не для того, чтобы обмениваться горячими взглядами с Квентином Блейном. Разговор стал несколько фривольным, пора вернуться к делу. Последнее, чего в данный момент хотела Эвелин, — это чтобы Квентин решил, что она пытается с ним флиртовать.

— В общем, мне показалось, что Конни подавлена, — твердо проговорила она, стараясь не краснеть. — Для такой живой и веселой девушки, как Конни, непереносима зависимость, даже от человека, который желает ей только добра.

— Подавлена? Вряд ли это странно в сложившейся ситуации. — Его глаза потемнели, голос зазвучал безразлично. Веселье покинуло его. — Но вы хотите сказать, что виной тому я?

— Дело в образе жизни, который она ведет. — Эвелин постаралась скрыть разочарование. Может, в своих шутках она перешла границы дозволенного? Или он вообще не переносит критики? — Оттого что она одинока и зависима. Она чувствует себя… — Эвелин поискала нужное слово, — приниженной.

На мгновение глаза Квентина прищурились, в них промелькнул холодный свет. Затем он встал и, повернувшись, направился к бару. Сжав бутылку сильной рукой, он щедро плеснул виски в стакан.

— Приниженной… Еще одно слово на «п». Надо понимать, жестокий угнетатель — это я? И следы кулаков на ее спине тоже мои?

— Не говорите глупости, — отозвалась Эвелин, стараясь сохранять хладнокровие, хотя ее сердце беспокойно забилось, когда она увидела, что он наливает очередную порцию. Не хватит ли? Если он окончательно опьянеет, его ни в чем нельзя будет убедить. — Если бы вы предоставили ей больше независимости, может, тогда она бы…

— Независимости? — Он резко обернулся, по-прежнему сжимая в руке стакан. У него даже побелели костяшки пальцев. — Эвелин, пожалуйста, называйте вещи своими именами. Вы меня разочаровываете. Почему бы не сказать прямо? Конни не нужна независимость. Ей нужны деньги. И как можно больше.

Эвелин открыла было рот, чтобы яростно запротестовать, но не смогла выдавить ничего членораздельного.

— Вот именно. Это все, чего она хотела и хочет, — словно подводя итог, произнес Квентин.

— Но это не так, — стараясь продолжать разговор в спокойном тоне, сказала Эвелин.

— Неужели? — Подняв одну бровь, он поставил стакан на стол. — Разве она прислала вас ко мне не за деньгами?

— Да, но…

Эвелин осеклась. Квентин с отвращением фыркнул. Он откинулся на спинку кресла и принялся рассматривать свой стакан. Молчание Эвелин он расценил как капитуляцию.

Но Эвелин так просто не сдавалась.

— Конни не посылала меня к вам. Это была моя идея поговорить и…

Она не понимала, слушает ли ее Квентин. Он пристально смотрел на стакан, словно пытался разглядеть в его глубине какие-то тайны.

— Квентин, — снова начала Эвелин. Ее голос звучал ровно, хотя внутри все клокотало. Нужно взять себя в руки. Если она забудет об осторожности, дело кончится тем, что положение Конни ухудшится. — Квентин, она хочет лишь того, чего хотят все молодые мамы. Ей хочется накупить красивых распашонок и всяких мелочей для ребенка. Для женщины это такой радостный и волнующий период…

Квентин поднял глаза на собеседницу.

— Чепуха, — устало сказал он, и впервые его слова прозвучали как-то невнятно. — Конни вышла за Талберта исключительно из-за денег. И теперь ее проблема в том, что она не может смириться с очевидным фактом: талоны на бесплатное питание кончились.

Талоны на питание?! Пораженная Эвелин едва не задохнулась, так как одновременно попыталась сглотнуть и что-то сказать.

— Хватит! — Она резко встала и почти оттолкнула свой стул. В ней бушевали оскорбленные родственные чувства. — Мне еще не приходилось слышать ничего более оскорбительного. Противно смотреть, как вы напиваетесь! В трезвом виде вы никогда не сказали бы такого!

Он улыбнулся, но какой-то неприятной улыбкой, и в глазах опять появился недобрый блеск.

— Вот мы дошли и до «противного». Наконец-то. — Подняв подбородок, он пристально посмотрел на Эвелин. Черты его лица в неясном свете показались ей вдруг совершенно незнакомыми. — Наверное, вы правы. Если бы я был трезв, то не сказал бы этого. Но, пьян я или трезв, сказал я что-то вслух или не сказал, все равно это правда. — Он запрокинул голову и закрыл глаза. — Бедный Талберт. Он был такой наивный. — На его лбу пролегла морщинка. Он как будто говорил сам с собой. — Бедный дурачок, черт его побери.

Эвелин боялась, что расплачется. Не вынимая рук из карманов, она сжала их в кулаки.

— Что ж, — проговорила она, — если Конни и вышла за Талберта по расчету, то где его деньги? Почему она вынуждена просить деньги у вас, чтобы купить все необходимое для будущего ребенка? Где все, что она унаследовала от «бедного дурачка», который был ее мужем?

Квентин открыл глаза, и Эвелин на мгновение показалось, что их уголки влажны. Но, похоже, это была игра света, потому что его голос звучал уверенно и без эмоций:

— Слава Богу, она ничего не унаследовала. Талберт не мог ничего ей оставить. Отец все свое состояние завещал мне и попросил позаботиться о младшем брате. А знаете почему?