Пендергаст сделал еще глоток и отставил рюмку.
— Морис, пойду-ка я пройдусь по дому. Вспомню старые времена.
— Да, сэр. Позовите, если я вам понадоблюсь.
Пендергаст открыл раздвижную дверь и вышел в холл.
С четверть часа бродил он по комнатам первого этажа: пустая кухня, малые гостиные, большая гостиная, столовая, салон, кладовая. Дом слегка пах детством; политура для мебели, старый дуб и, бесконечно далеко, запах маминых духов — все смешалось с теперешними запахами сырости и плесени. Каждая вещь, каждый звук, каждая картина — и пресс-папье, и серебряная пепельница, — все было на своих местах; каждая мелочь хранила тысячи воспоминаний о людях, что давно лежат в земле, воспоминаний о свадьбах, крестинах, днях рождения и поминках, о вечеринках, коктейлях, костюмированных балах, о детях, носившихся по залу под возмущенные окрики тетушек.
Ушло, все ушло.
Пендергаст поднялся по лестнице. Два коридора вели в противоположные крылья дома со спальнями, а прямо впереди был кабинет — за дверью с аркой, украшенной парой слоновых бивней.
На полу кабинета лежала шкура зебры, со стены над большим камином смотрела злыми стеклянными глазками голова капского буйвола. Висели тут и другие головы: куду, бушбока, оленя, лани, дикого вепря, лося.
Пендергаст заложил руки за спину и медленно прошелся по комнате. Среди этих стражей памяти и давно минувших событий он, сам не желая, вернулся мыслями к Хелен. Прошлой ночью ему привиделся старый кошмар — такой же яркий и страшный, как и всегда; у него до сих пор сосало под ложечкой. Быть может, кабинет изгонит этого демона, хотя бы ненадолго. Навсегда жуткое воспоминание, конечно, не уйдет.
В дальнем углу стояла запертая стойка с коллекцией охотничьих винтовок. После того дня Пендергаст ни разу не охотился. От одной мысли об охоте ему становилось плохо. Злая, жестокая забава — унция металла летит в дикое животное со скоростью две тысячи футов в секунду. Он и сам удивлялся, что в молодости ему это нравилось. Хелен — вот она любила охотиться… Необычное увлечение для женщины, но и сама Хелен была необычной женщиной. Очень необычной.
Оптический прицел на двустволке Хелен покрыл слой пыли. Боковые пластины «Кригхоффа» украшала гравировка и инкрустация из золота и серебра, ореховый приклад за время долгого использования отполировался. То был свадебный подарок Пендергаста, сделанный как раз перед тем, как они — в свой медовый месяц — отправились в Танзанию охотиться на капских буйволов. Красивая вещь — стоит шестизначную сумму, отличное дерево, драгоценные металлы, — а предназначена для такой жестокой забавы.
На дульном срезе притаилось пятнышко ржавчины.
Пендергаст подошел к двери и крикнул вниз:
— Морис! Принесите, пожалуйста, ключи от оружейной стойки.
Через некоторое время Морис появился в холле.
— Сейчас, сэр. — Дворецкий исчез, а через минуту уже взбирайся по скрипучей лестнице, держа в костлявой руке железный ключ. Он проковылял мимо Пендергаста и вставил ключ в замок.
— Прошу вас. — Лицо у него было бесстрастное, но он явно гордился: и ключ у него под рукой, и вообще он всегда готов служить.
— Спасибо, Морис.
Дворецкий вышел.
Пендергаст открыл стойку и медленно взялся за холодный металл двустволки. От одного прикосновения к ее оружию пальцы затрепетали. Сердце почему-то заколотилось — верно, все еще давал себя знать ночной кошмар. Пендергаст вынул двустволку и перенес ее на длинный стол посередине комнаты. Из ящика под стойкой он взял принадлежности для чистки оружия и разложил рядом с винтовкой.
Потом вытер руки, взял винтовку, переломил стволы и заглянул в них.
Удивительно: правый ствол полностью забит, левый — пуст. Пендергаст положил винтовку и задумался. Затем снова вышел к лестнице.
— Морис!
Появился дворецкий.
— Да, сэр?
— Не знаете ли, после… смерти моей жены из «Кригхоффа» никто не стрелял?
— Вы ясно распорядились, сэр, чтоб никто оружие не трогал. Ключ хранится у меня. Никто даже к стойке не подходил.
— Спасибо, Морис.
— К вашим услугам, сэр.
Пендергаст вернулся в кабинет и на этот раз прикрыл за собой дверь. Взял из ящика письменного стола лист старой почтовой бумаги, расстелил на столе. Потом вставил шомпол в правый ствол, вытолкнул грязь на лист и стал разглядывать: обгоревшие кусочки и клочки какого-то материала, похожего на бумагу. Пендергаст достал из кармана лупу, с которой никогда не расставался, вставил ее в глаз и стал внимательно изучать клочки. Никаких сомнений: обгорелые съежившиеся остатки пыжа.