А все-таки мне немножко не по себе становится от этого нового имени, которое Дима себе придумал, — Демон. Наверное, я просто трусиха.
Одно слово: Тюха…».
— …Криницына, опять в облаках витаешь? — раздраженно повысила голос учительница. — Экзамены на носу! Чует мое сердце, не перейти тебе в девятый класс.
— А? — Катя встрепенулась и перевела взгляд с окна на школьную доску.
Пытаясь сообразить, что за чертеж изображен мелом на черном фоне и о чем соответственно ее спрашивают, она принялась нервно теребить пушистый кончик длинной пепельной косы.
— Треугольники называются подобными, если… если… они похожи. Только один большой, другой поменьше, вроде как мама с ребеночком.
Восьмой «А» грохнул.
Катя растерянно уточнила:
— Или папа.
Одноклассники едва не падали с парт. Слышались выкрики:
— Все ясно: Криницына надумала ребенка завести!
— Только подходящего отца никак не выберет!
— Был один кандидат, да вчера в армию забрали!
— Не горюй, Катька, мы тебе другого, с высшим образованием подыщем!
— Нет, лучше с большими деньгами!
— Нет, лучше с большим-пребольшим… сами понимаете чем!
— Давайте смотр-конкурс устроим! С обмером! Создадим отборочную комиссию, чтоб все объективно, никакого блата! Какой у нас будет проходной балл?
Они так увлеклись, что даже не заметили, как математичка, чуть не до потери голоса тщетно пытавшаяся остановить безобразие, выскользнула в коридор. И вернулась уже не одна, а вместе с молодым, по сравнению с ней, плечистым директором Андреем Андреевичем.
Педагоги застали следующую картину: весь класс беснуется, а Екатерина Криницына стоит неподвижно, все в той же позе, и затравленно молчит. И только по щекам ее катятся тихие слезы.
Директор прищурился, быстро оценил ситуацию и рявкнул:
— Молчать! Всем!
У него были свои педагогические приемы: в свое время Андрей Андреевич лейтенантом прошел Афганистан и вернулся из пекла невредимым.
Пединститут, который он закончил после этого, лишь отшлифовал его умение усмирять непокорных.
Вмиг наступила мертвая тишина, ребята застыли кто где находился, как в игре «замри-отомри». А директор добавил с нескрываемой яростью, но уже почти шепотом, и это было пострашнее крика:
— Скоты. Все против одной, слабенькой.
Катя подняла на него свои круглые заплаканные глазищи и еле слышно вступилась за одноклассников:
— Они пошутили, Андрей Андреич. Я… я ничего.
Директор прищурился:
— Ну-ну. Вечно ты вот так, Криницына: я ничего, я никто! Из ничего — ничего и не получится. Чтобы выжить в этом мире, надо быть чем-то и кем-то. Личностью пора становиться, Екатерина. Уметь заявить о себе и постоять за себя.
Математичка вклинилась:
— И не мечтать на уроках о посторонних предметах.
Директор недовольно покорился в сторону коллеги и вновь уперся взглядом в Катю:
— Посторонних, хм. Письма-то будешь «предмету» писать? В армии, Катюша, весточки от любимой девушки как воздух нужны.
— Буду, — почти беззвучно выдохнула она. — Каждый день.
— Ты уж смотри, — строго добавил Андрей Андреевич, — дождись Дмитрия. Ведь небось обещала?
Екатерина кивнула.
— Дождешься? Не дрогнешь за два года? Нелегко будет, тебе ведь всего пятнадцать, а это возраст соблазнов.
И тут Катин голос впервые прозвучал четко, звонко, отчетливо:
— Дождусь. Не дрогну.
— Вот и молодец! — заключил директор. — А говоришь — «я ничего». Ты очень даже чего, девочка.
Глава 2
ХВОСТ КОМЕТЫ
В школе дети делятся на «звезд» и «прочих».
Катеньку Криницыну всегда относили к числу «прочих»: она считалась самой обыкновенной девочкой, средненькой ученицей, не слыла ни красавицей, ни дурнушкой, никакими яркими талантами вроде бы не блистала.
А если и крылась в ней одаренность, то именно — «крылась». Катя никогда не выставляла своих способностей напоказ: не то чтобы намеренно скрывала их, но просто не придавала им значения. Может быть, поэтому и окружающие не замечали их.
У Катюши был, к примеру, абсолютный слух. Но и в музыкальной школе, которую она заканчивала параллельно с обычной, девочка ходила в середнячках.
В начальных классах «музыкалки» ее еще выдвигали для сольных выступлений на концертах и смотрах, затем перестали.
Во время занятий, в тиши школьных кабинетов, наедине с преподавателем она могла безупречно, даже вдохновенно исполнять сложные для ее возраста скрипичные и фортепьянные партии, да и вокальные данные были у нее незаурядные: могла бы стать оригинальной певицей.