В течение следующих трёх лет учёбы, Громов в значительной степени доказал правильность всех предыдущих статей в газетах, написанных о нем, перечисляя нарушение за нарушением, курение, употребление алкоголя, наркотики, голые девушки и вечеринки на всю катушку. Но это спускалось с рук, были сделаны пожертвования его матери. Ещё он был одним из тех парней, которые могли очаровать кого угодно. Через его постель прошло очень много девушек, но не Соня, но я почти уверена, что, если бы она не была полностью предана своему парню, она бы ухватилась за эту возможность. Дело в том, что даже когда он появился, репутация Громова в спальне была выше, чем за ее пределами. О том, что он делает своим языком, ходят легенды. Мысль о нем между моими ногами заставляет меня краснеть.
Дверь кто-то пытается открыть позади меня, вырывая меня из моих мыслей, что хорошо, потому что мне не нужно думать о том, что произошло между мной и им. Сам факт того, что я потеряла с ним девственность, достаточно унизителен, даже не принимая во внимание нынешний уровень нелепости и драматизма, который к этому прибавился. И это случилось всего десять дней назад. Это была одна из тех вещей, которые никогда не должны были случиться.
Я отхожу от двери, и она тут же открывается. Я готовлюсь к неизбежному разговору с отцом.
Но это не мой отец. Это Громов. Я с силой выдыхаю. Я знаю, что мне нужно поговорить с ним, но прямо сейчас? Что я такого сделала, чтобы навлечь на себя этот массивный натиск кармического дерьма, который Вселенная швыряет в меня.
— Привет, сестренка, — говорит он, делая ударение на этом слове, закрывая за собой дверь и прислоняясь к ней.
— Не называй меня так, — огрызаюсь я.
— О, но ты же слышала своего отца, принцесса, — говорит он, — Теперь мы будем братом и сестрой.
— Ты дурак? — говорю я. Почему у меня возникает желание дать ему пощечину всякий раз, когда я рядом с ним.
Он смеется, — И ты скажешь отцу что произошло между нами?
— Заткнись, — шиплю я, сужая глаза, — Ты всё знал об их отношениях до нашей ночи?
Он делает шаг вперед и оказывается в нескольких сантиметрах от меня, так близко, что я чувствую, как его дыхание согревает воздух, между нами, — Что ты хочешь сказать принцесса?
Кровь приливает к моей голове, — Перестань называть меня так, — говорю я, — Или я начну называть тебя придурком.
Он наклоняется ближе ко мне, его рот всего в нескольких миллиметрах от моего уха, — Ты можешь звать меня как хочешь.
Блядь. Краска стыда заливает мое лицо, и я кладу руки ему на грудь, отталкивая его назад, — Да пошел ты.
Смеясь, он убирает прядь песочного цвета волос, которая ненадолго падает ему на лоб, — Нет, малышка, — сказал он, — Я вспоминаю твои стоны подо мной… О Боже, Рома, не останавливайся… — он подражает мне, его голос пронзительный, взволнованный и хриплый, звук эхом разносился по кабинету моего отца, усиливаясь в замкнутом пространстве.
То, что происходит дальше, не соответствует моему характеру. Я просто делаю шаг вперед и ударяю его прямо по лицу, моя ладонь приземляется на его щеку с треском, который эхом разносится по комнате. Не знаю, кто больше испугался, он или я, — и я отдергиваю руку, словно только что дотронулась до электрической розетки, в ужасе отступая от него.
Я никогда не делала ничего подобного за всю свою жизнь. Не могу поверить, что потеряла контроль.
Громов подносит руку к щеке и поднимает брови, — Да, милая, — говорит он, — Это я полный мудак.
— Ты знал о том, что наши родители хотят пожениться? — спрашиваю я снова.
— До того, как ты написала мне и умоляла переспать с тобой?
— Мне не обязательно было просить, — говорю я, стиснув зубы, — Ты раздаёшь свой член как конфетку, каждой которая попросит.
— Конфетку которую ты сосала.
Я чувствую, как жар поднимается к моим щекам.
— Что, принцесса? – спросил он, — Ты собираешься сказать мне, что не помнишь, как ты обхватила своими сладкими губами мой член, как будто это было лучшее, что ты когда-либо пробовала?
— Я даже не собираюсь отвечать на твой долбанный вопрос, — мое лицо раскраснелось, и я думаю, что у меня может перехватить дыхание при мысли о члене Громова у моих губ. Нет, я не могу об этом думать, — Это было временное помешательство. То, что между нами было, это ошибка.