Страх и ненависть. Это были самые потаенные и сильные после любви чувства, которые измотали ее до предела. Они преследовали ее днем и ночью. Она не сможет двигаться вперед, пока не избавится от этого бремени. Настало время отдавать старые долги.
«Мне кажется, он слышит тебя! — Ее внутренний голос был напуган. — Он знает, что ты задумала».
Но, должно быть, голос ошибался, потому что внезапно бог отступил. Он ушел не насовсем, но наконец-то глазами Мигеля на нее смотрел сам Мигель и он снова мог контролировать свое тело.
— Ты или самая смелая из всех, кого я встречал, или самая ненормальная.
Он приподнялся над ней на согнутых в локтях руках. Его темные волосы скрывали их подобно ширме, создавая видимость уединения. Его лицо было искажено страданием вперемешку с ненавистью и злостью, хотя он всячески пытался скрыть это, как и то, что внутри него жило чудовище, которое хотело ее обидеть.
— Ты тоже. Не думаю, что это два взаимоисключающих понятия, — ответила она.
Вместо слов получилась каша. Лицо было парализовано. Это должно было ее напугать, но почему-то не испугало. Скоро пройдет. Организм уже начал бороться с действием наркотика. Злость только подстегивала естественные реакции.
— Спасибо за добрую мысль, — сказал он. — Я оценил это, даже если он этого не сделал.
— Займись со мной любовью. Растворись в моем теле. Давай же, — перебила она его. — Мы решим вопрос с кровопусканием.
Вряд ли он понял, что она имела в виду, поэтому Нинон добавила:
— Доверься мне. Все будет хорошо.
Похоже, он все понял, почувствовал ее оптимизм и поверил, хотя с его стороны ситуация должна была выглядеть безнадежной.
Он опустил голову и начал покрывать ее тело поцелуями, двигаясь вниз, к тем участкам ее тела, которые она еще ощущала. Наркотик парализовал ее, но она не потеряла чувствительности. Ее голова и лицо почти онемели, но остальное тело по-прежнему могло испытывать наслаждение. В данный момент это было прекрасно. От каждого нежного прикосновения к пупку мышцы живота сводило судорогой. Губы Мигеля были безжалостны, доводя ее до исступления, — он старался раствориться в ней.
Она застонала. Таким языком можно было отжиматься. Сложись обстоятельства иначе, она была бы в экстазе.
Мигель улыбнулся, уткнувшись лицом ей в живот.
«Божество может услышать. Мигель наверняка до сих пор у тебя в голове и передает ему твои мысли», — предупредил ее голос.
«Все возможно. Но он на поверхности. А теперь… т-с-с… Я занята».
Она не была в восторге от того, что за ней наблюдают, тем более зрители, способные в любой момент вмешаться, но если божество хотело добавить ей дискомфорта своим присутствием, то придется его огорчить. У нее не было страха сцены.
— Заняться с тобой любовью? Наверное, я смогу. Я чувствую… прилив энергии, — наконец произнес Мигель с легкой улыбкой. Его голос был хриплым, чужим, глаза блестели. Он выпускал наружу животное, позволяя ему сделать то, что Мигель-человек сам сделать не мог. Чудовище было ужасно, но это был Мигель. — Мне нужно быть поосторожнее с шипящими, или я сам себя проткну.
Он поднялся до уровня ее лица и навис сверху. Он приоткрыл рот, и из его языка высунулось жало. Оно было где-то три четверти дюйма в длину.
«Мне это нравится гораздо больше, чем зубы, — подумала она так, чтобы и он услышал. Потом добавила удивленно: — Мигель, ты что, пьян?»
«Да, я принял немного datura inoxia — дурмана. На всякий случай, думал, а вдруг мне это не понравится».
Он тихонько рассмеялся, и Нинон вдруг обнаружила, что ей хочется посмеяться вместе с ним. Это была истерика, но вместе с тем и облегчение. Наверное, наркотик заставлял зверя ждать.
«Вот-вот должно произойти событие, которое изменит всю мою жизнь… Разве это не странно? И в то же время о настоящей любви речи не идет. Я просто хотел, чтобы ты это знала».
«Я знаю», — подумала она. Она была рада, что они оба это понимают. Она не верила в настоящую любовь. Это была иллюзия, которая заканчивалась разбитым сердцем либо, что еще хуже, браком, в который оба бросались как в омут, застигнутые врасплох нахлынувшей на них страстью. Бурлящие гормоны даже современную женщину могут заставить потерять голову, и тогда в любовном угаре она может добровольно дать себя поработить, надев на палец обручальное кольцо и еще не осознавая, что это милое украшение иногда может сковывать сильнее, чем рабские кандалы. А когда пелена спадет, от любви останутся бесконечные судебные разбирательства.