Ей пришлось до такой степени ему открыться, потому что другого выбора у нее не оставалось. По-видимому, это заставило божество задуматься. Она лежала, боясь пошевелиться, стараясь не думать, что ее распяли на обсидиановом алтаре — как раз на таком, где из людей заживо вырывают сердца.
— Я пришла, потому что мне нужна поддержка, сила, чтобы побороть своего врага. А теперь и твоего тоже, — добавила она. — Я пришла искупить давний грех.
Она никак не могла понять, верит он ей или нет. Она даже не знала, понимает ли он ее.
— Почему этот колдун следует за тобой?
Вопрос божества гулом отдался в ее голове. Слова и чувства были инородными, вынужденная трансляция в понятные слова и образы причиняла боль.
— Потому что жаждет, — прошептала она, глядя на него не моргая, до рези в глазах.
— Тебя?
Исследующее ее мозг жало вонзилось глубже. Она должна была его остановить.
— Мою силу. Всю.
Она сказала правду. Солгать означало порвать на части свой мозг. Хотя он и так, возможно, будет порван. Она добавила обреченно:
— Ему недостаточно бессмертия. Он хочет стать божеством. Он уверен, что для этого ему нужно собрать всю силу, которую его отец вложил в других. И еще немного помимо этого. Равно как и мне, чтобы сразиться с ним.
Она все-таки попросила его о помощи, хотя знала, что ничего из этого не выйдет. Этот бог не собирался ей помогать.
— То есть ты жрица. Жрица, которая согрешила.
Но думал он сейчас не о ней. В лице и сознании божества произошел сдвиг, и Тот, Чье Имя Да Не Упомянуто Будет Всуе умолк, вероятно размышляя о новоявленном сопернике, достаточно самоуверенном, чтобы бросать вызов ему. Такого, очевидно, не происходило уже довольно давно. А может, думал о том, что проще всего перерезать ей горло, чтобы ее сила не досталась Сен-Жермену. Возможно даже, что бог собирался забрать ее силу, чтобы самому распоряжаться ею. Все, что оставалось Нинон, — это ждать его приговора. Она даже не пыталась поправить его, когда он попробовал дать ей определение. Не стоит спорить с выжившим из ума божеством.
В проеме пещеры появилась тень, загородившая солнце, и она почувствовала появление Мигеля. Ее первой реакцией было облегчение, но оно моментально сменилось тревогой. Она чувствовала, что он может встать как на одну сторону, так и на другую, и хотя ей не хотелось умирать, причинить ему вред хотелось еще меньше.
— Серафина, как вижу, ты уже успела познакомиться с моим… отцом, Д. 3. — Источником Раздора, Покровителем Магов, богом Дымящегося Зеркала, — сказал Мигель. Она видела, что он тяжело дышит, хотя и пытается восстановить дыхание. — Точнее, моим дедушкой, так как он произвел на свет мою мать и в то же время подарил новую жизнь мне.
Отец?
Она почувствовала, что божество переключилось с нее на Мигеля, и давление на мозг несколько ослабло. Покровитель Магов? Это еще что за новости? Не хватало Сен-Жермену еще и покровителя. Будет чертовски обидно, если она случайно наведет своего врага на путь объединения сил.
— Родственные связи часто оказываются запутанными, — ответила она и наконец-то почувствовала в Том, Чья Имя Да Не Упомянуто Будет Всуе нечто иное, нежели злость и подозрение. Она даже рискнула предположить, что его позабавил их диалог, вот только чьи именно слова — ее или Мигеля? Божество сделало ногами, если это были ноги, пару шагов назад, отчего бубенчики на его лодыжках мелодично зазвенели. Она наконец осмелилась повернуть голову и взглянуть на Мигеля, до сих пор не зная, как реагировать на его появление в этой пещере, считать ли его своим спасением.
У нее слегка защемило сердце. В полумраке он напоминал Луиса де Морнея, человека, который так давно стал отцом ее сына. Воспоминание об их последней встрече пронеслось в памяти, оставив после себя налет легкой грусти. Божество наверняка это уловило. Она надеялась, что оно отнесет ее чувства на счет Мигеля.
Мигель не спускал глаз с божества. Сын или не сын, но на душе у него явно было неспокойно. Он продолжил, обращаясь к ней:
— Мы — мой народ — отличаемся тем, что питаемся эмоциями. Любыми — как плохими, так и хорошими. Пока еще человек способен что-то чувствовать, он представляет для нас интерес. Наша способность впитывать не знает границ, мы ненасытны.
Смотрел Мигель при этом хмуро, во взгляде его читалось предупреждение. Его шотландский акцент бесследно исчез. Она поняла, что и ее роль «блондинки» исчерпала себя — пусть пока отойдет припудрить носик, успокоительного глотнет, а холодный логический ум в это время решит, как справиться с этим монстром.
Она снова заставила себя кивнуть.
— Я очень стараюсь быть бесчувственной, правда.
Мигель слегка усмехнулся, но при этом она ощутила, что он за нее боится. А может, и ее саму. Да, все справедливо. Она тоже боялась как его, так и за него. Она оказалась в этом жутком месте только потому, что не хотела впутывать его в свои дела.
— Ты хочешь ее, мой единственный сын? — спросило божество. Его челюсти при этом раскрылись, и Нинон сумела наконец рассмотреть длинный скорпионий хвост на конце его языка. — Станешь ли ты тем, кто сделает ее одной из нас? Если я сейчас оставлю ее в живых, сможешь ли ты сам осуществить обряд жертвоприношения?
— Да, — произнес Мигель.
Он окинул ее быстрым взглядом. Судорожно сглотнул и уточнил:
— Да, я сделаю это.
Нутром она чуяла, что это не к добру. Мигель для нее был явно предпочтительнее, по крайней мере на первый взгляд, но между ним и Дымящимся Зеркалом сейчас происходила незримая борьба.
И Нинон совершенно не понравилось слово «жертвоприношение». Она всегда подозревала, что рано или поздно ей придется умереть. Особенно для того, чтобы стать вампиром. Но она не думала, что это может произойти так скоро, практически прямо сейчас. В пещере, на алтаре, от рук сына бога смерти, неохотно берущегося за это дело, под наблюдением его отца-садиста?
— Так сделай же это, — приказало божество. Он выглядел довольным, чересчур довольным. — Пусть она станет для тебя первой, а мага я возьму на себя.
Мигель и Нинон внешне никак не отреагировали, но внутренне Нинон похолодела от ужаса, хотя Мигель и был лучшим из двух зол. Что бы у него там ни было во рту или в штанах, это все же лучше, чем жало размером с нож для колки льда и напоминающий пиявку пенис вместо третьей руки. И если удастся выжить, то у нее еще останется время добраться до Сен-Жермена, прежде чем это сделает божество, потому что теперь она должна это сделать. Несмотря на самонадеянность, сквозившую в его словах, ей слабо верилось в то, что Покровитель Магов действительно сможет уничтожить Сен-Жермена. Дымящееся Зеркало будет слишком заинтригован. Вначале он захочет поговорить с Сен-Жерменом, и тот, будучи известной Шахерезадой среди магов, с легкостью заговорит ему зубы. Мир не переживет, если у этого монстра появится еще одна жизнь или новая порция силы от божественного, но свихнувшегося покровителя.
Merde! Порой она отчаянно жалела, что не может променять превосходную смекалку на превосходную силу. Тогда бы она сразу сломала этому божеству шею, даже если бы за этим последовало неизбежное сумасшествие, к которому привело бы очередное обновление.
— С-сейчас? — переспросила она божество. И принялась лихорадочно придумывать, как бы выиграть время. — Но меня даже не умыли, не растерли благовониями. К тому же сейчас нет грозы. А нам нужна молния. У меня без этого не получится перевоплотиться. Такой у меня путь перехода к новой жизни, не я его выбирала. Я хочу стать идеальным жертвоприношением, ни больше ни меньше.
Поверит ли он в эту чушь? Он принимал ее за жрицу, поэтому все может быть…
Мигель смотрел на нее как на ненормальную. Она прекрасно знала, о чем он сейчас думает, — о том, что тех, кого боги хотят уничтожить, они сначала лишают рассудка. Но его отец прислушался к ее словам.
Нинон изобразила на лице всю покорность и смирение, на которые только была способна, и попыталась мысленно от него отгородиться. Дымящееся Зеркало был пережитком прошлого, который безнадежно отстал от жизни. В его мире женщина нужна была только для того, чтобы ублажать мужчину в постели, рожать ему детей и, на крайний случай, быть приносимой в жертву. При этом жертва из нее была второсортная, ненамного отличающаяся от цыпленка или овцы, даже если эта женщина была жрицей. Он и вообразить не мог, что она стоит большего.