Когда она посчитала, что набралась достаточно сил, она отправилась на кухню к Анри, чтобы подробно расспросить про куклу Вуду. Поначалу он вообще не хотел об этом говорить.
– Но ведь мне надо знать, – настаивала она, и лицо ее разгорелось от духоты и от жара печи, в которую она сунула ломтик хлеба.
– Не сидите так близко к печи, миссис Кэтрин, – пробурчал Анри, смущенный ее расспросами. – Вы испортите личико.
Его помощники усердно трудились. Он слышал, как они перекликались под перестук ножей. Тогда он наклонился вплотную к Кэтрин и вполголоса описал, как выглядела кукла:
– О, она была превосходно сделана, мамзель. Прямо-таки мастерская работа. И одета кем-то, кто хорошо управляется с иголкой да с ниткой. Вся такая розовенькая, мягкая, а платье – ну чистая копия бального платья, какое впору разве что принцессе. Сроду я такого не видел.
…Мадам Ладур и Элиза, все время с корзинкой для шитья, иголки так и сверкают, так и мелькают над вышивкой. А вместо нее – кусок розового шелка, отрезанный от нижней юбки Кэтрин, от той самой юбки, в которой она танцевала на балу… Элиза, забравшая ее вещи под предлогом, что нельзя оставлять обноски слугам… Локон ее волос (не был ли в заговоре с ними и Поль Сорель?) и многое другое, о чем шепотом поведал ей Анри: вещи, которые должны были связать куклу с живой плотью.
Она вся покрылась гусиной кожей. Ведьмы! Все они на поверку оказались ведьмами!
– Вы сожжете свой тост, мамзель. Или вам нравится кушать уголья?
Она вытащила хлеб из пламени и стащила с вилки, обжигая пальцы. Слезы застилали ей глаза.
– Ох, Анри! А ты уничтожил ее? Теперь я в безопасности?
– Уж конечно, мамзель. Нечего вам бояться. Мы с доктором Хоком разделались с ней как надо. Ее больше нет.
Ее глаза, влажные от слез, засияли в отблесках пламени:
– Правда?
– Чтоб я сдох на этом самом месте! – авторитетно поклялся большой хунган и искусный повар. – И я и впредь буду заботиться об вас, миссис. Вы уж лучше поверьте мне на слово. Вот только одного не стоит вам делать – близко подходить к Валларду.
Кэтрин содрогнулась. Последнее место на земле, куда бы она могла отправиться, были эти руины, где ужасом был пропитан каждый камень. Она достала что-то из кармана.
– Анри, а что мне делать вот с этим?
Он взглянул на любовный талисман, лежавший на ее ладошке.
– Он теперь для вас безвредный, но все же лучше его сжечь.
Он взял грис-грис и швырнул его в огонь.
Деклан всегда был рядом, готовый прийти на помощь, и держал себя в ежовых рукавицах, прекрасно понимая, что одно неверное движение может свести на нет все, чего он уже добился. Временами он исчезал надолго, не предупреждая заранее, и отсутствовал ровно столько, чтобы Кэтрин успела по нему соскучиться, так что его неожиданное возвращение воспринималось с радостью.
Постепенно они привыкли проводить вместе большую часть времени – иногда с Седриком, иногда вдвоем, поскольку его светлость то и дело уезжал в Новый Орлеан, пока однажды не вернулся вместе с Фени, из которой получилась превосходная подруга Кэтрин. Во время их длительных, откровенных бесед с глазу на глаз Кэтрин мало-помалу стала снова верить в хорошее в людях – особенно в мужчинах. Фени могла быть иногда циничной, но она никогда не падала духом. Она не скупясь делилась с Кэтрин опытом жизненных взлетов и падений.
Наступило и прошло Рождество, и однажды вечером в сумерках Деклан с Кэтрин прогуливались на «Ручье Делано» вокруг особняка – старинного добротного колониального дома, который очень нравился Кэтрин. Она проводила уик-энд вместе с Филлис, однако служанка убоялась холода и предпочла укрыться в комнате. Деклан с Кэтрин вошли в гостиную.
Гостиная была обширной, но уютной, просто, по-мужски обставленной: картины со сценами охоты на стенах, охотничьи трофеи, ружья, ягдташи и подставка для трубок. Кэтрин сидела за большим письменным столом возле окна, держа в пальцах перо. Деклан покинул свое кресло, стоявшее возле камина, подошел к ней и заглянул через плечо.
– Вы заняты? – Он чувствовал сладковатый дымок от дров в камине, он чувствовал крепкий аромат кофе из чашки, стоявшей перед нею на столе, но его волновал иной запах. Ее. Ее шелкового платья, ее волос.
– Я пишу письмо миссис Даулинг, старой подруге, которая живет в Риллингтоне. – Ее перо запнулось, а потом и вовсе замерло. Еще до того, как это произошло, она уже знала, что он сейчас обнимет ее.
– Кэтрин, – прошептал он.
Она повернулась, притянула к себе его лицо и поцеловала – так, как она хотела сделать это уже несколько недель, но не решалась на первый шаг первой, предоставляя это ему. А он вел себя так сдержанно, проявляя исключительно дружелюбие и ничего более, что она уже стала бояться, что не привлекает его. Их губы встретились, и все сомнения иссякли.
Руки Деклана подхватили ее под локти, поднимая из кресла. Вот он поднял ее, одной рукой поддерживая под колени, другой – за спиной, ни на миг не отрываясь от ее губ. По-прежнему целуя, он перенес ее через гостиную и устроил в кресле, у себя на коленях.
– Нам надо поговорить, – начал он, в то время как ее руки обняли его за шею, а тонкие пальчики перебирали его густые волосы.
– Я слышала, как ты однажды уже говорил мне это, – ласково прошептала она.
Он легонько прижал ее к груди.
– Может, так оно и было, однако на этот раз ты меня выслушаешь. Я знаю, что тебе пришлось нелегко и ты можешь опять испугаться меня до полусмерти, но я не вижу иного способа устроить наши отношения. Однако одну вещь надо прояснить прежде всего. Я не ловец удачи. И я не притронусь ни к одному пенсу из твоих проклятых деньжищ. Слышишь? Держи их при себе. Я ни в каком случае не возьму их, когда мы поженимся.
Она попыталась усесться прямо и чинно сложила ручки на коленях.
– Майор Уокер, вы предлагаете мне руку и сердце? – Она с трудом хранила на лице строгое выражение.
– Ну да. А что бы ты от меня хотела? Чтобы я припал на одно колено? – Он нахмурился, рассмеялся и поцеловал ее. – Наверное, мне лучше спросить у лорда Седрика. Чтобы сделать все по правилам.
– Потом, – прошептала она, ища его объятий. – Я пока не хочу, чтобы об этом кто-то знал. Это наше время… люби меня, Деклан. Прогони призраки.
Дождь снаружи полил еще сильнее. В доме царила тишина, и Деклан ощущал, как трепещет Кэтрин у него на руках, пока он поднимался вверх по лестнице, где было сумрачно, как будто уже наступил вечер. На полпути он остановился и спросил:
– Ты ведь не боишься меня, правда?
– Не думаю… нет, Деклан. Ты совсем не похож на Адриена. Но, пожалуйста, помни: я никогда еще ни делала этого с ясным рассудком, не одурманенная наркотиками. Будь терпеливым, любовь моя.
Однако именно она первая потеряла терпение, как только над ними сомкнулись крылья тонкой муслиновой сетки. Именно она разделась первой, а потом торопила его избавиться от одежды, и вот они уже лежат рядом, нагая плоть к нагой плоти. Он не спеша обвел взглядом все ее великолепное тело, а потом взял в руки ее голову, очень нежно, осторожно и неудержимо улыбнулся. Его пальцы заскользили по ее вискам и запутались в шевелюре.
– Ты прекрасна, – сказал он. – И я – самый счастливый парень на свете, поскольку отыскал тебя.
– Все так чудесно, и дождь… все. Мне кажется, я сейчас расплавлюсь от любви к тебе.
Деклан не торопился. Прежде чем овладеть ею, он целовал и ласкал все ее тело, от макушки до кончиков пальцев на ногах, и она почувствовала, как оживает под его руками. И лишь когда она получила от этих ласк все возможное удовольствие, он вошел в нее, и Кэтрин почувствовала себя так, словно впервые была близка с мужчиной – ни зелья, ни вина, ни колдовства – ничего, кроме непередаваемого восторга от того, что его сердце бьется так часто возле ее собственного. Отныне она была царицей мира, она понимала все на свете – вместе с ним.
«Эйлин О'Рурк» была разукрашена вымпелами, цветными фонариками и лентами, как и дорога от церкви, – в честь бракосочетания ее хозяйки. Огромный салон никогда не выглядел столь ослепительно – даже на недавнем карнавале Марди Грас.