Гости только начали прибывать на пристань прямо из церкви Христа – протестантского молельного дома на углу Дофин-стрит, и вот наконец появились и невеста с женихом. Кэтрин была в белом атласном платье, расшитом крупным жемчугом Жаклин Ламарк, а Деклан оттенял ее великолепный наряд серо-голубым фраком, ослепительно расшитым жилетом, рубашкой с кружевами и красным шелковым галстуком. Цилиндр залихватски сдвинут набекрень, волосы собраны в пучок на затылке.
Сидя с ним рука об руку во главе стола, Кэтрин любовалась на расположившихся по обе стороны гостей. Не обращая внимания на обычаи, она пригласила тех, с кем хотела разделить радость сегодняшнего события, и не пожалела об этом. Она не сомневалась, что так же точно считает и Деклан. Рядом с ним для нее и солнце сияло ярче, и ветер дул веселее.
Их отношения основывались на честности, и хотя не обходилось без размолвок, поскольку оба были натурами сильными, между ними не было тайн, а это было самым важным для Кэтрин, вдоволь настрадавшейся от тьмы и недомолвок. Деклан оказался истинной ее любовью, а не каким-то темным принцем, лишившим ее воли.
Подле нее сидел дядя Седрик, пришедший вместе с Фени и с милой молоденькой девушкой, которую представили как ее дочь. С ними обеими Седрик и собирался в скором времени отправиться в Англию. Вернувшись в Новый Орлеан, Кэтрин обнаружила, что имеет друзей и среди креолов, многие из которых громко выражали свое возмущение интригами мадам Ладур и радовались, что Кэтрин больше не имеет с ними дела. Они поторопились заверить ее, что Адриен с матерью отправились жить у каких-то своих родных в Каролине и что Элиза с Уорреном уже на пути в Филадельфию.
Среди белых лиц виднелись и цветные – те, кто были к ней так добры и поддерживали в самые трудные минуты: Лестина Кларемон, мадам Жаклин, Ти-Жан и, конечно же, Анри. Кэтрин улыбнулась, уверенная, что он сейчас вовсю критикует свадебный завтрак.
Лестина, Фени и Марта Саутли были на свадьбе подружками невесты. Хотя поначалу они отказывались, ссылаясь на то, что слишком для этого стары, но ей удалось их уломать, и вот они, проводив ее прежде к алтарю, сидят здесь, одетые в одинаковые шелковые абрикосового цвета платья. Она вспомнила, как нервничала, пока Деклан не глянул на нее и заговорщически не подмигнул.
Кэтрин настояла на скорой свадьбе и уже в январе вернулась в город, чтобы приготовиться. Лестина встретилась с нею одной из первых.
– Он хочет снова взять меня к себе, – сказала квартеронка.
– Адриен? – Кэтрин почти не удивилась. Лестина кивнула:
– Пришел ко мне, плача, в отчаянии оттого, что его лицо изуродовано шрамом. И так легко было ему поверить! Ведь я любила его всем сердцем. Но я сказала ему, что все кончено и что у меня есть иные интересы: я работаю вместе с Мартой в ее школе.
– Адриен оправится. Он гнется, но не ломается. И я уверена, что он сочинит какую-нибудь историю про свой шрам, чтобы выглядеть еще романтичнее.
– Верно. – Лестина широко улыбнулась Кэтрин. – Как я слышала, он снова взялся за старое: охмуряет юную богатую леди в Чарлстоне. У мадам Ладур хватит денег, чтобы жить на широкую ногу, но это не его стиль. Ему нужна богатая жена.
– Могу ей посочувствовать, – воскликнула Кэтрин.
– Я тоже, – согласилась Лестина, и тут ее взгляд оживился, поскольку она выглянула на улицу и заметила Ти-Жана, сидевшего на козлах в коляске. – Я вижу, вы по-прежнему держите того долговязого телохранителя. Как вы думаете, он не смог бы помочь нам с Мартой завтра утром? Нам надо расставить несколько новых парт, а они такие тяжелые…
Сегодня Кэтрин могла видеть, что он сопровождает Лестину на свадьбе.
Тосты, смех, чудесное разнообразие еды и питья: ром, виски, шампанское, все, что угодно, гостям, и за праздничным столом оказались не только особо приглашенные– бесплатно угощали всех пассажиров, стюарды обносили весь салон деликатесами, а в баре рекой лилось спиртное.
Сиявший медью оркестр играл музыку, при звуках которой невозможно было устоять на месте. Кэтрин вернулась в отведенную ей лучшую каюту корабля, и Филлис помогла снять подвенечный наряд и переодеться в бальное платье, хотя новобрачные и не собирались покидать пароход. Три с половиной дня они проведут на его борту, чтобы добраться до Сент-Луиса, где намеревались провести медовый месяц.
Наконец танцы завершились, отзвучали последние поздравления, и Кэтрин стояла на верхней палубе, махая на прощанье Седрику с Фени, чьи фигуры на пристани становились все меньше и меньше. Рядом с ними остались Лестина с Ти-Жаном, она опиралась на его локоть, и Кэтрин была уверена, что вскоре ей предстоит праздновать еще одну свадьбу, и была рада, что эти двое нашли друг друга.
Подступили сумерки, и над раскинувшимся перед ними городом зажглось зарево огней, сиявших и на палубах кораблей, стоявших у причала. Здесь было полно гостей, ожидавших, когда мощные колеса парохода унесут его прочь от города, а тем временем целый дождь разных лакнап сыпался на гулявшую здесь публику, торговцев и мальчишек.
«Эйлин О'Рурк» выглядела грандиозно, она так и сверкала огнями, горевшими на надраенных до блеска палубах, а из салона неслась громкая музыка. И когда судно выходило из гавани, капитан Бейч дал прощальный гудок, и склянки на пароходе зазвонили вовсю, а им ответили гудки и выстрелы салюта со всех стоявших в гавани кораблей – зрелище и звуки, не оставившие равнодушными сердца провожающих. Лорд Седрик долго откашливался, в то время как Фени открыто лила счастливые, сентиментальные слезы.
– Я люблю тебя, – сказала Кэтрин, когда они с Декланом остались вдвоем в каюте.
– Благодарствуйте, добрая леди, – ответил он со своей лукавой улыбкой. – И мне кажется, что вы к тому же очень красивы.
Она ожидала его в большой кровати за муслиновыми занавесками, в белой ночной рубашке и халате – часть из собранного наспех приданого: она наотрез отказалась прикасаться к вещам, подаренным ей мадам Ладур, уверенная в том, что это принесет ей несчастье.
Деклан вышел из туалета, и у нее перехватило дыхание при виде этого мужчины, вокруг которого, как бы он ни пытался это скрыть, чувствовалась аура приключений. Но это не тревожило Кэтрин. Это возбуждало ее. Он обнял ее за талию, и они прошли на маленькую галерею возле каюты у окна. Кэтрин не могла отвести глаз от огромного оранжевого светила, плывшего по звездному небосводу. Оно завораживало и, казалось, излучало какой-то неясный зов, задевавший в ее душе самые древние, потаенные инстинкты.
– Я покажу тебе многие любопытные места на Юге, а потом мы отправимся в Нью-Йорк, и я познакомлю тебя со своей семьей, – пообещал он. – Мы будем счастливы там. А если нет, то что нам стоит переехать куда-нибудь еще, прихватив с собою наших детей.
Она повернулась в его объятиях: ее лицо зарделось, но с уст рвался смех:
– Детей? Но я же еще не беременна даже!
– Скоро будешь. – Он зажал в ладонях ее лицо и припал к ее нежным, влажным губам.
Держась за руки, они в некотором смущении вернулись в каюту, – и это было удивительно, поскольку последние недели они делили одну постель, занимаясь любовью, обсуждая свои мечты, надежды и то, что они чувствуют по отношению друг к другу. Но еще ни разу они не делали этого, будучи мужем и женой. Кэтрин скинула одежду и скользнула в его объятия.
Он поцеловал ее в губы, лаская руками ее грудь, и, приходя в возбуждение от вкуса ее губ и от ее ответных ласк, прошептал:
– Скажи, что любишь меня.
– Я люблю тебя. Ты снова собрал мою душу воедино.
– Вот как, дорогая? Это правда?
– О да. Помолчи. Лучше покажи, как сильно ты меня любишь.
Плеск лопастей на пароходных колесах и тихое журчанье вод звучали для них колыбельной песней, в то время как корабль шел по течению, рассекая могучие воды Миссисипи, на протяжении тысячелетий неутомимо стремившейся к морю.