Ей ужасно хотелось повидать поскорее Адриена, но он не появлялся со вчерашнего утра, а с тех пор, казалось, прошла целая вечность. Она должна была поговорить с ним, прикоснуться к нему, услышать его голос, который заглушил бы другой, без конца повторявший у нее в памяти: «От репутации Ладура пованивает!» Он звоном отдавался у нее в ушах, и наконец Кэтрин стало казаться, что где-то поблизости стучат барабаны, отбивавшие ритм пульсировавшей у нее в висках боли.
У нее замерло сердце, когда ей показалось, что на террасу поднялся Адриен – но это оказался не он. Может, она его обидела? Может, он решил больше не встречаться с нею? «Нет, я этого не переживу, – с отчаянием подумала она. – Мне надо вернуться домой».
– Так вот вы где, chérie. – Она подскочила в кресле, а он улыбаясь стоял перед нею.
– Адриен. – Она трепетала в смущении, едва сдерживая слезы.
– А я искал вас по всему городу. – Он уселся на соседнее кресло.
– Мы хотим проехаться по магазинам. Не составите нам компанию? – Казалось, голос Элизы донесся до нее откуда-то издалека.
– С большим удовольствием, если того пожелает Кэтрин. Вы пожелаете?
– Да, Адриен, я пожелаю! – «О, какие же у него огромные глаза и бездонные зрачки», – думала Кэтрин, обмякнув от облегчения.
Филлис помогла Кэтрин одеться перед вечером у мадам Ладур. Платье было пышным, красивым и необычным – в восточном стиле, предпочитавшемся парижскими и лондонскими модницами и захватившем европейскую культуру еще до того, как восточный шторм достиг нью-йоркской богемы. Кэтрин тоже была неравнодушна к этим романтическим костюмам, скопированным с полотен прерафаэлитских художников.
Полная жизни после свидания с Адриеном, оказывавшим ей знаки самого глубокого почтения и предвкушавшим ее знакомство с матерью, Кэтрин словно парила в воздухе. Вооружившись вырезками из газет и пачкой модных журналов, она отвергла предложение Элизы навестить мадам Дюлак и удовлетворилась посещением недавно открывшегося магазина у церкви Св. Людовика. Владела магазином молодая энергичная особа. Она именовала себя мадам Жаклин, и только вернулась из Парижа с последними новинками. Кэтрин заказала у нее полдюжины платьев.
Она любовалась своим отражением в зеркале. Пышные складки отливавшего голубым шелка великолепно подчеркивали синеву ее глаз, и в дополнение к туалету она надела золотое ожерелье с сапфирами, и его подвески спускались между грудей до самого края низкого овального декольте. Выполненные в том же стиле серьги поблескивали в ушах, полускрытые длинными локонами. Пышные рукава с золотистым шитьем были стянуты ниже локтей. В целом платье казалось невесомым, воздушным.
– Ох, Филлис, ты уверена, что я буду в нем прилично выглядеть? – спросила она, изучая свое отражение.
– Даже и не сомневайтесь! Оно очень даже приличное, разве что корсета под ним не хватает, – преданно заверила она. – Все будут на вас оглядываться, а назавтра все дамы побегут заказывать себе такие же. Я прямо горжусь вами, мисс.
– Ему оно тоже понравится, правда?
– Кому, мисс? – Филлис прекрасно понимала, о ком речь, но не желала обнаруживать своей догадливости.
– Мистеру Ладуру. – Даже его имя, произнесенное вслух, заставило ее встрепенуться. «Я влюбилась в него», – подумала Кэтрин, но испытала при этом не сожаление, а наоборот, исполнившись каким-то чувственным удовлетворением.
– Я и не предполагала, что на тебе оно будет так великолепно, – восхитилась Элиза, встретив Кэтрин в холле и заставив ее несколько раз повернуться, чтобы рассмотреть туалет во всех подробностях.
Она была раздосадована, не купив себе такого же: она никогда не могла отважиться надеть что-то модное первой. Кроме того, ее огорчило, что Кэтрин прибегла к услугам не той модистки, с которой Элиза давно имела дела. Сия снисходительная особа всегда была уверена в том, что сумеет хорошо нажиться на клиентах, поставляемых Элизой. Они обе рассчитывали запускать руку в кошелек Кэтрин и надеялись, что так оно будет впредь.
Адриен встречал их на пороге материнского дома, расположенного на углу Рю Рояль. При виде Кэтрин его глаза засверкали.
– Вы так красивы сегодня, дорогая, – прошептал он, поднося ее ручку к губам.
Этого для нее было более чем достаточно, больше ее не волновало ничье мнение. Полуослепшая от счастья, она едва замечала, как он ведет ее внутрь чудного просторного дома, с бледно-розовыми стенами, железными колоннами, узкими высокими окнами и полукруглыми альковами по обе стороны портика, в которых горели факелы. Весь дом был полон света, лившегося из распахнутых окон, и на верхней галерее уже толпились гости, которые наблюдали за новоприбывшими.
– Маман, позволь мне представить тебе мисс Энсон, – произнес Адриен, когда они оказались в передней.
Кэтрин сделала глубокий реверанс, а потом подняла взор навстречу темным, подвижным, блестевшим острым умом и волей глазам. Мадлен Ладур была удивительно красива, и в ее чертах Кэтрин заметила явное сходство с Адриеном: та же лепка скул и прямого носа, те же полные губы, тот же овал лица.
– Я очень много слышала о вас, ma petite,[17] – промолвила Мадлен, пожала Кэтрин руки, привлекла ее поближе и расцеловала в обе щеки.
– Надеюсь, ничего плохого? – пробормотала Кэтрин, смущаясь своего яркого наряда рядом с мадам, наглухо задрапированной, как и положено вдове, в черную тафту, и присутствующими юными девицами, которые все как одна были наряжены в различные оттенки пастельных тонов – либо просто в белые платья.
– Безусловно. Мой сын не позволит себе познакомить меня с недостойной особой, – ободряюще отвечала Мадлен и добавила: – Какое очаровательное платье! Как я понимаю, это новейший фасон. Где вам удалось его достать?
Кэтрин про себя поблагодарила эту милую даму, которая сама провела ее в гостиную, обращаясь с ней как с самой дорогой гостьей. Адриен шел между ними, на одну руку этого галантного кавалера опиралась его мать, а на другую – его избранница. Он умудрялся оказывать знаки внимания обеим, для начала усадив мать в кресле, где она могла бы приветствовать всех новоприбывших, а потом оказавшись подле Кэтрин и шепнув ей на ухо:
– Вы понравились маман.
– Я рада.
Постепенно гостиная заполнялась, причем все желали познакомиться с английскими гостями. В основном здесь присутствовали креолы, потомки европейской знати, покинувшей свои родные земли в вихре революции или в поисках богатства в Новом Свете. Особняк являлся превосходным образчиком раннего колониального стиля, и Седрик любовался им от всей души. Внутренняя обстановка также была подобрана с безупречным вкусом. Как бы мадам Ладур ни жаловалась на причиненные войною бедствия, большая часть находившихся здесь предметов была наверняка доставлена из Парижа.
Седрик чувствовал себя превосходно в этой чудесной гостиной, чья внутренность бесконечно отражалась во множестве висевших на стенах зеркал. Свет дробился в гранях хрустальных люстр под потолком, серебро сверкало на сервировочных столиках, а в огромных вазах севрского фарфора благоухали превосходно подобранные букеты. Его внимание привлекли несколько витрин с выставленной коллекцией табакерок – он и сам ими увлекался. Стоявшая в гостиной мебель относилась ко времени Людовика XIV и Людовика XV, а также к более изящному стилю Первой империи. Она поражала взгляд богатой парчовой обивкой с дамасским шитьем, а па окнах красовались занавеси из тяжелого шелка всевозможных оттенков.