– Я теперь совсем не уверена в том, что вы облагодетельствовали меня, оставив мне все свои деньги, – громко обратилась она к полотну, и нарисованные глаза, казалось, отвечали на ее взгляд, словно ее слова были услышаны. – Это какой-то странный мир, и вряд ли я способна его понять, – продолжала она. – Эти их правила, их предрассудки, их постоянные преграды в определенных областях. Это так трудно для меня. И я хочу вернуться домой.
– Что? Покинуть Адриена, своего милого креола? Ты ведь не собираешься на самом деле так поступить, не правда ли?
Было ли это плодом воображения или ирландец и в самом деле заговорил с нею? Кэтрин сосредоточилась, стараясь услышать и понять мысли, которые как бы излучались этим портретом.
– Я люблю его. Я люблю его, – твердила она вслух, словно фразу из катехизиса.
– Ах, какая пылкость! Однако звучит фальшиво.
– Неправда! И я выйду за него замуж через две недели. Теперь этого уже не предотвратить!
– А вот это зависит только от тебя. Не кляни меня потом, если окажешься несчастной.
Голос умолк, и в кабинете наступила оглушительная тишина. Кэтрин без сил рухнула в кресло, которое, судя по его обшарпанному виду, было любимо его прежним хозяином больше других. Она глубоко задумалась, погрузившись в своего рода медитацию. В личности Керригана оставались некоторые грани, покрытые завесой тайны. И почти не осталось его личных вещей, которые так же могли бы многое рассказать о своем хозяине. Ни одного письма или дневника – ни клочка бумаги не оказалось в его столе, чтобы Кэтрин смогла нарисовать себе его истинный портрет. Смутные слухи да мнения самых различных людей – Анри, Даггана, Селесты, обрывки, подброшенные Элизой с Уорреном. Но ведь должен же быть кто-то, кто знал бы его толком.
И тут у Кэтрин в памяти всплыло имя. Она вспомнила тот день на болоте, когда путешествовали с Хэлом. Он еще говорил тогда:
– Он хотел дать образование этим людям. И даже нанял учительницу для школы, мисс Марту Саутли. Она потом вернулась в Орлеан.
Вот оно! Кэтрин вскочила. «Я отправлюсь повидаться с нею. У кого-нибудь в доме наверняка есть ее адрес. Спрошу у Селесты».
Экономка не обманула ее надежд. Да, она знакома с мисс Саутли и знает, где та живет. Совсем недалеко, на Конти-стрит. Элиза проводила ночь на Рю Рояль с мадам Ладур, так что было нужно лишь приказать Ти-Жану приготовить пораньше коляску и позвать Филлис в качестве компаньонки. Эту ночь Кэтрин спала как убитая, а утром встала свежей и полной решимости.
Селеста предупредила, что дом мисс Саутли является также и школой, и оттого Кэтрин испытала легкий трепет, поднимаясь на крыльцо изящной виллы, окруженной ухоженным садом, отделенным от улицы узорной железной решеткой.
На стук открыла улыбчивая горничная в опрятном батистовом платье и с наколкой на голове. Кэтрин протянула ей свою визитную карточку, и ей предложили подождать на скамейке в холле. Несколько детишек сунули свои любопытные носы в приоткрытые двери и принялись толкаться и хихикать, и Кэтрин успела заметить, как они дружелюбно общаются между собой и что кожа у них самых разных оттенков.
Обстановка в кабинете Марты Саутли была весьма деловой, хотя и не лишенной некоторой роскоши и комфорта. Здесь оказалось полно книг, на стенах висели картины, а большой камин сулил тепло и уют долгими зимними вечерами, когда возле него рассядутся учитель и его ученики, и завяжется живой разговор, и начнется обмен идеями и споры – о, как Кэтрин любила когда-то проводить так время!
Она поймала на себе изучающий пристальный взгляд живых серых глаз. Весь облик Марты, ее волевое лицо вызывал доверие, а манеры были достойны самой изысканной леди. Никакого намека на занудство синего чулка. Она была облачена в прямую темную фланелевую юбку, туго перетянутую ремнем с серебряной пряжкой, мягкий воротник ее белой блузы опускался на пышное кружевное жабо, а пышные каштановые волосы лишь слегка удерживались гребенками – видимо, у нее была привычка распускать их, чтобы иметь возможность пробежаться по ним руками во время оживленных интеллектуальных или политических споров.
Ее возраст было определить трудно. Что-то между тридцатью и сорока.
– Чем могу служить вам, мисс Энсон? – начала она. – Вы, наверное, ищете работу? Сожалею, но не могу вас принять. Мои средства весьма ограничены.
– О нет, хотя должна признаться, что с удовольствием бы стала работать у вас, – произнесла Кэтрин с ответной улыбкой.
Повстречаться хоть с кем-то, не обремененным опасениями о светских приличиях, было равносильно глотку свежего воздуха. Марта Саутли явно не вращалась в высшем свете – было невозможно представить себе, что она станет терпеть общество занудных креольских дам, способных заинтересоваться лишь платьями, сплетнями да кавалерами.
– Ну тогда вы, наверное, знаете ребенка, которому необходимо дать образование? Или – смею ли я надеяться, что вы пришли предложить поддержку для осуществления одной из тех задач, которые ставим перед собою мы с несколькими проверенными друзьями. – И в глазах у Марты зажегся фанатичный огонь. – По вашему виду я могу судить, что вы – женщина состоятельная, а наше общество крайне нуждается в срочных реформах. Нам надо строить больницы, школы и приюты для одиноких женщин и детей независимо от их происхождения и цвета кожи.
– Вы ведь англичанка, не так ли? – спросила Кэтрин, уловив в ее произношении кое-какие оттенки.
– Совершенно верно. И вы тоже, мисс Энсон. Как же вы оказались в Новом Орлеане?
– Я приехала сюда, когда стало известно, что я – наследница мистера Керригана.
– Финна Керригана? – На лице Марты застыло удивление.
– Вот именно. – И Кэтрин принялась разъяснять, как и почему она добралась сюда, в Америку.
Марта слушала не перебивая, и лишь когда Кэтрин умолкла, чтобы перевести дыхание, вставила:
– Это необычная история, мисс Энсон. Но я не могу сказать, что она сильно меня удивила. Мистер Керриган был весьма разносторонней личностью – удачливый в бизнесе, временами щедрый, временами склонный к необъяснимым поступкам.
– Вот почему я и пришла к вам, – с чувством произнесла Кэтрин, облокотившись на стол и подавшись навстречу Марте. – Хэл Дагган говорил, что вы его знали. И я хочу узнать о нем как можно больше. Вы работали вместе с ним над проектом образования для его рабов, который пришлось вскоре прикрыть.
– Так оно и было. Мне пришлось уехать оттуда, однако когда я поселилась здесь, именно мистер Керриган купил для меня этот дом. Поначалу я брала к себе только свободных цветных детей, но постепенно стала принимать и белых тоже: итальянцев, ирландцев – всех, кто постучится в мою дверь, в том числе и негров. Это – многонациональная школа, и здесь оценивают не происхождение и цвет кожи, а только собственные способности детей.
– Я так и знала: он был добрым и справедливым. И мудрым. – Кэтрин почувствовала огромное облегчение, считая возможным отбросить хотя бы часть своих сомнений.
– Он был таким… в большинстве случаев. – Марта заколебалась, стоит ли ей продолжать, не желая разбивать иллюзии Кэтрин.
– Вы о чем-то умалчиваете. О чем же? Это ведь не может быть чем-то неприятным? – «Боже, пожалуйста, сделай именно так», – взмолилась Кэтрин.
– Он любил пожить всласть, моя милая. – Марта извиняюще улыбнулась и сделала неопределенный жест руками. – Вы понимаете, о чем я толкую? Он ни в чем себе не отказывал: шла ли речь о роскошной жизни, о лошадях, о необыкновенных чудо-кораблях… или о противоположном поле.
– Волокита? – Преклонение Кэтрин перед ним слегка поколебалось. И все же она не хотела сдаваться. Вы хотите сказать, что у него были любовницы? Пожалуйста, не беспокойтесь, что оскорбите мои чувства. В последнее время я лучше узнала привычки света. Мой дядя, лорд Седрик, тоже любит женщин. А креольские мужчины, похоже, только и думают, что о любовных интригах.