Правда, всего через полгода "золотое время" закончилось и наступил, по определению Марины, "тихий кошмар". Возможно, именно поэтому Владимир столько лет не вспоминал про дочуркины прыжки с дивана-на диван — чтоб не ворошить за компанию то, что неумолимо за этим весельем последовало. Подсознание проявило свою обычную мудрость и милосердие и поспешило задвинуть неприятные воспоминания в самый дальний угол памяти. Всё тот же фрейдовский механизм подавления: "ничего не вижу, ничего не слышу…"
"Тихий ужас" начался с того, что однажды Марина позвонила ему среди дня в полной истерике и сквозь невнятные причитания сообщила, что с Янкой "что-то не то". Володя успел сотню раз умереть и воскреснуть, как птица Феникс, пока наконец не разобрался, что к чему. Оказалось, по дороге в детский сад дочка вела себя очень странно: размахивала руками, точно ловила в воздухе что-то невидимое, на вопросы не реагировала и — "нет, ну ты представляешь?!" — заливисто во весь голос смеялась.
Услышав сие откровение, Владимир, помнится, рассердился — больше делать женушке нечего, высосала из пальца проблему!.. Для очистки совести в тот же вечер затеял с дочурой "взрослый разговор", и трехлетняя малышка с забавной серьезностью принялась рассказывать, что "уже давно" видит в воздухе разноцветные шарики. Синие, красные, голубые, серебряные — похожие на мыльные пузыри… Когда всё началось, Володя выяснить не сумел: для таких карапузов прошлая неделя — уже вечность.
К теме злополучных шариков они возвращались еще не раз и не два, а десятки, если не сотни раз: каждый день по дороге в сад повторялась эта увлекательная погоня за чем-то невидимым, счастливый смех и болтовня с самой собой. Прохожие косились на Янку, как на ненормальную, — кажется, именно это Марину и бесило больше всего. Извечная незыблемая проблема: "А что скажут люди?" По вечерам дочка послушно обещала, что "больше не будет" — как он сейчас понимает, непосильная для ребенка задача… В Володе, стыдно признаться, проснулся исследовательский азарт: удалось выяснить, что Янкины шарики как будто живые, невесомые — кружатся вокруг дочурки, подпрыгивают в воздухе, словно дразнятся и с ней, Яной, играют.
Еще через несколько недель обнаружилось, что и окружающих людей дочка тоже видит по-своему: светящиеся и разноцветные, ритмично пульсируют и иногда переливаются всеми цветами радуги. ("Не всегда переливаются, а когда настроение хорошее", — с сосредоточенно-серьезной мордашкой пояснила малышка.) Пытаясь перевести всё на шутку, Володя однажды спросил, какого же цвета ей кажется он? Ожидал чего-то детски-незатейливого, вроде розовых слонов, но этот малолетний философ глубокомысленно изрек: "Синий, а вот здесь немного черный…" И дочурка со знанием дела ткнула его пальцем в живот: именно в том самом месте, плюс-минус сантиметр, иногда прихватывал желудок, как следствие неудобоваримой корабельной стряпни.
От этого невероятного совпадения уже и Владимир поддался панике и потерял над собой всякий контроль (о чем впоследствии не раз сожалел). Схватил Янку за плечи и приказал — не попросил, а именно приказал! — больше так не делать: "никогда в жизни, иначе!.." Что "иначе", не договорил — она смотрела на него перепуганными, на пол-лица глазенками на заострившемся бледном лице. Возившийся неподалеку Ярик уставился на них двоих с изумлением, и Володя сразу же пришел в себя: вот вам и родитель, наорал на беззащитного ребенка! Успокоил Янку, как умел, отвлек детей новой игрой, но еще долго не мог простить себе эту вспышку, до того паршиво было на душе…
На следующий день дочка сильно заболела, в мгновение ока подскочила температура. Тридцать девять и пять — это он четко помнит, как вчера всё было! — и никаких других симптомов: ни насморка, ни ангины, ничего. К вечеру жар прекратился так же неожиданно, как начался, и вместе с ним бесследно пропали все эти шарики, светящиеся ауры, разноцветные люди и остальные Янкины чудачества. Ему бы сидеть да радоваться — а может, еще и перекреститься, что легко отделались… Но Володя не мог избавиться от мысли, будто что-то своим отчаянным воплем нарушил, вмешался недоброй волей.