— Это просто не можешь быть ты, я слишком хорошо знаю тебя! Нацу, очнись, ты бы не поступил так, ты не хуже меня это знаешь! Это всего лишь ночной кошмар, чья-то глупая выходка? — но в ответ она услышала лишь сбивчивое, учащённое дыхание и хриплый голос, раскалёнными оковами впивающийся в разум:
— Нет, Люси, это наваждение…
Тело затрясло хуже, чем от удара электрическим током, когда грубые, немного шершавые пальцы стянули с неё бельё и проскользнули к паху.
— Сухая, как песок, — чертыхнулся про себя Нацу. Люси словно обухом по голове ударили от подобных слов, она уже и не знала, радоваться или нет, что не могла видеть в данный момент искажённое, обезображенное лицо парня.
— Н-нацу, подожди, умоляю, не стоит! Я ведь люблю тебя, мы можем всё сделать по обоюдному согласию. Прошу, только не сейчас и не так, мне слишком страшно! Я боюсь, Нацу, я… — звук расстёгивающейся ширинки равносилен выстрелу в упор и отдаётся в голове гулким эхом. Он слушает её внимательно, не торопится, даже склоняется на ней и демонстративно медленно наматывает волосы на руку.
— А мне не нужна твоя любовь.
Он входит в неё резким, коротким толчком, постепенно увеличивая амплитуду колебаний, чувствуя, как под его натиском разрывается девственная плева. От истошного крика, вырвавшегося из груди девушки, закладывает уши обоим, а она обессиленно откидывается на холодную гладкую поверхность стола. Её будто разрывают изнутри на тысячи мелких кусков, впиваются в податливую нежную плоть тысячами осколков битого стекла, того самого, что всего минуту назад разбилось на её глазах. Люси отчаянно пытается схватить ртом воздух, но никак не может насытиться, вздохнуть полной грудью, так как очередной неистовый толчок выбивает из неё весь кислород. От стонов, то и дело срывающихся с губ Нацу, к горлу подступает тошнота, голова идёт кругом, всё тело лихорадит. Его движения, поначалу рваные и хаотичные, становятся всё более ритмичными и быстрыми; жадные пальцы исследуют нежное тело, не церемонятся, оставляя на мраморно-бледной коже грубые отметины. Люси уже сама не замечает за собой, что щёки щипет от потоков слёз, струящихся из покрасневших глаз, что губы и язык разодраны до крови ей же в надежде хоть как-то смягчить невыносимую адскую боль. Происходящему словно нет конца; девушка мысленно умоляет небеса лишь об одном: чтобы её мучения как можно скорее закончились, и она умерла. Наконец, в какой-то момент надрывный голос Нацу разрывает тишину, и он, измотанный, падает сверху на Люси, придавливая её всем своим весом. Та лишь нервно вздрагивает, сотрясаясь всем телом от не знающего границы отвращения — к себе, к Нацу, ко всему миру.
«Мамочка, неужели всему этому наконец-то пришёл конец?» — болезненно морщась и глотая слёзы, подумала девушка, хотя уже и ничего не чувствовала. Как будто что-то заклинило внутри неё, сломался жизненно необходимый механизм, без которого она становилась лишь пустотелой оболочкой.
— Нет, Люси, всё только начинается, у нас ещё вся ночь впереди, — от вкрадчивого сладострастного шёпота сердце отчаянно замерло и провалилось куда-то вниз…
***
Когда пытка, которой, казалось, не было конца и края, всё же закончилась, и Саламандр исчез из её комнаты вместе с первыми лучами восходящего солнца, Люси бессильно скатилась со стола на пол, подобно тряпичной кукле, и скрутилась калачиком, судорожно сжимая пальцами простынь, тихо скуля от переполняющей её боли и обиды. Все мысли, кроме одной, в одно мгновение покинули её голову, но именно в ней она была непоколебима, как никогда:
«Если Эрза была здесь, ничего бы не произошло».
========== Часть 2. Ловушка. Глава 1 ==========
Сон Люси в то утро был тяжёлым, тревожным и непродолжительным. Девушка то и дело просыпалась от посторонних звуков, доносившихся из каждого угла, а также нависающих над ней зловещих теней. Нервы её были на пределе, а организм упорно кричал о том, что ему не помешал бы продолжительный отдых после столь сильного эмоционального потрясения, вот только осуществить это было не так-то и просто. Ни через час, ни через пять Люси так и не смогла ощутить хоть какого-то облегчения и чувствовала себя ещё более разбитой. Наконец, окончательно осознав, что ничего путного из этого не выйдет, девушка встала и, немного пошатываясь на ходу, на негнущихся ногах добралась до ванной комнаты. Вид собственного отражения в зеркале заставил её нервно вздрогнуть: взлохмаченные волосы неопрятными колтунами свисали на плечи, веки покраснели и распухли, а под глазами пролегла глубокая тень. Кроме того, всё тело было украшено многочисленными синяками, ссадинами и ещё кровоточащими царапинами. В нос ударил резкий, тошнотворный запах запёкшейся крови и спермы, заставивший Хартфилию поморщиться и побыстрее принять душ. Если бы она могла так же легко избавиться и от тех ужасных, леденящих душу воспоминаний, которые разъедали её изнутри…
Тело всё-таки немного взбодрилось после водных процедур, но ясность мысли так и не вернулась. Заклинательница возвратилась в комнату и обвела блуждающим, мутным взглядом ненавистное ей помещение. В глаза как назло бросилось разбитое зеркало, один вид которого заставил девушку вздрогнуть так, словно её ударило током. С взявшимся из ниоткуда рвением она метнулась к тому месту, где были рассыпаны осколки, и начала истерично сгребать их на расстелённую простынь, вместе с другими вещами, таящими в себе хоть какие-воспоминания о прошедшей ночи. Девушка не сразу заметила, что её ладони покрылись крупными бисеринками тёмно-вишнёвой крови, кляксами стекающей к запястьям, но это вызвало у неё лишь лёгкую улыбку с оттенком сумасшествия. Так и не дотащив приличных размеров свёрток до мусорного ведра, она села на полу посреди комнаты и, вытирая окровавленными руками капли выступившего на лбу пота, разразилась в приступе истеричного смеха. Этот надрывный, стонущий звук, вырывающийся из её груди, практически сразу растворился в воздухе, оставив после себя лишь пустоту в груди. Промелькнувшая идея, что, если бы стены могли бы в то же мгновение обрушиться и похоронить её под своим весом, постепенно становилась навязчивой мыслью. Внезапно раздавшийся звук, свидетельствовавший о том, что кто-то пытается открыть дверь снаружи, заставил Люси в панике передёрнуть плечами, но всё же замолчать.
— Люси, с тобой всё в порядке? Я нашёл твои ключи брошенными на первом этаже и принёс их. Кстати, Нацу у тебя? — из-за двери раздался приглушённый голос Фуллбастера, который был явно обеспокоен происходящим.
Один звук этого имени заставил её болезненно скривиться и с трудом сдержать рвущиеся наружу рыдания. Девушка отчаянно зажимала рот ладонью, пытаясь даже не дышать лишний раз; слёзы ручьями стекали по щекам и вызывали жгучую боль при контакте с ранами на руках. «Стоит всего лишь промолчать, будто я ещё сплю, и тогда Грей уйдёт». Но следующая фраза, прозвучавшая уже совсем не так дружелюбно, ввела её в ещё большее смятение:
— Я знаю, что ты не спишь, открывай! — Грей отчаянно колотил в дверь кулаками, каждый раз заставляя Люси невольно отшатнуться назад. Дверной засов отчаянно дребезжал и вздрагивал, так и норовя оторваться к чёрту. — Если сейчас же не откроешь дверь сама, я выломаю её!
Девушка, которая до этого наивно полагала, что хуже ей уже не может быть, поняла, насколько ошибалась. От одной мысли о том, что кто-то может увидеть её в том состоянии, котором Хартфилия сейчас находилась, становилось до омерзения тошно и страшно — от собственной уязвимости. Люси хотела подойти было к двери, но силы будто покинули её тело, поэтому ей пришлось ползти по стене, пока она наконец не приблизилась к дверному косяку.
— Грей, — заклинательница сама испугалась звука своего голоса, до того он неестественно звучал — надрывно, хрипяще. — Я не могу тебе сейчас открыть. Жди меня внизу, я спущусь через полчаса.
— Люси, с тобой точно всё в порядке? — созидатель уже и не помнил, когда в последний раз чувствовал себя настолько растерянным. Неужели этот потухший, лишённый красок жизни голос, раздавшийся из запертой комнаты, принадлежал заклинательнице? Он так и продолжал стоять перед закрытой дверью, нервно царапая косяк, но ответа больше не последовало. В этот раз Грей решил отступить и послушался девушку. «В конце концов, у каждого из нас бывает такое состояние, когда хочется послать всех подальше и остаться наедине, даже у самых жизнерадостных», — подумал парень, последний раз бросив беглый взгляд на закрытую дверь, прежде чем вернуться на первый этаж. Уж что, а эту простую истину Фуллбастер знал куда лучше многих.