Хватит разговоров.
Достаточно.
Задержавшись на некоторое время, Какаши дождался вместе с ней хозяина: к тому времени они были готовы ехать по домам, заранее прибравшись на кухне. Каждый был погружен в собственные мысли, а потому очередных болезненных бесед удалось избежать — оба знают, чего действительно хотят, а значит, всё делают правильно. И теперь выносить на обсуждение личную жизнь совершенно бессмысленно.
Никто никому ничего не должен.
По единственной линии ходил поезд, в котором они безмолвно ехали до станции «Мисаки», где жила Сидзуна, — станция Какаши была следующей. Комацу не понимала, чего хочет больше: как можно скорее выскочить на улицу, чтоб так же быстро забыть о нём, или задержаться… Но непослушные ноги сами несли её к дверям: исчезнуть навсегда, раствориться в толпе и не вспоминать больше.
Она знала, что и он не вспомнит.
Хатаке оставался у окна, на своём привычном месте, провожая тяжёлым взором её ровную спину, скрытую волнистыми светлыми волосами. Которых он коснулся лишь однажды, во время их поцелуя.
Полупустой поезд прибыл на станцию «Мисаки» и плавно остановился.
Крепче сжимая ручку сумки на плече, Комацу оставила ему короткую, натянутую улыбку на прощание и покинула вагон, сойдя на платформе. Следом за её спиной закрылись металлические двери, она грузно вздохнула, опустив взор под ноги, и состав погнал в бесконечность…
***
На весеннем ветру шумели цветки сакуры, качаясь на тонких ветках из стороны в сторону. Совсем недавно голые после долгой зимы деревья навевали тоску, а теперь бархатные лепестки кружили в воздухе и осторожно опускались на землю, устилая её плотным розовым покровом. Воздух был пропитан ароматом цветения — теперь точно наступила настоящая весна, знаменующая новую жизнь, но уже знакомые ощущения.
Апрель, но по-прежнему прохладно. И холоднее становилось с каждой минутой — солнце опускалось к горизонту, разливая по небу и земле рубиново-оранжевое свечение, в которое погрузилась каждая частичка. Какаши, чьи пепельные волосы беспорядочно развевал ветер, мирно шёл по хорошо знакомой улице, приближаясь к зданию младшей школы, в которую поступил двадцать два года назад и проучился в ней до конца шестого класса. Он коротко улыбнулся, мысленно поразившись, насколько давно это было.
Прекрасные времена.
Но здесь оказался он не за тем, чтобы предаться воспоминаниям, поностальгировать… Хатаке остановился в нескольких метрах от парадной лестницы и внимательно очертил спускающуюся по ней женскую фигуру безмятежным взглядом. Она изумлённо смотрела в ответ, чуть приоткрыв рот, что вызвало на его губах приветливую полуулыбку.
— Сидзуна, как дела? — по-привычному взмахнул он рукой, и она коротко улыбнулась в ответ.
— С началом учебного года много разных, — девушка спустилась и остановилась напротив него, не отрывая взгляда. — Ты ведь учился здесь, — она решила, что он пришёл посмотреть на школу и посвятить время воспоминаниям. Не ради неё ведь он здесь.
— Да, и Тензо сказал, что ты тут работаешь учителем японского.
— Только не говори, что ты…
— Всё верно, — перебил Хатаке, на секунду закрыв глаза. — Пройдёмся?
Комацу поверить не могла в происходящее, а потому не в состоянии была вымолвить хоть слово — ком предательски встал поперёк горла, а язык словно онемел. И на сердце было неспокойно. Она лишь безмолвно шла по левую сторону от мужчины к воротам, погрузившись в раздумья. В голове творился немыслимый хаос: десятки вопросов настойчиво кружили в ней и не позволяли сосредоточиться хоть на одном из них, сфокусировать внимание. Миновала минута, прежде чем она осмелилась поднять взор на Какаши, и сквозь беспорядочного потока розовых лепестков он увидел её задумчивый, обеспокоенный образ. Он знал, что для неё это больше, чем неожиданность, ведь целых три месяца он не появлялся в её жизни. И сейчас почему-то пришёл, выяснив её место работы.
Он для неё настоящая загадка.
— Я подумал, что будет неплохо встретиться, — неловко начал Хатаке, прервав порядком затянувшееся молчание.
— Зачем? — тихо вымолвила Комацу. — Мы уже поговорили, всё решили тогда, поняли, что всем так будет удобно.
— Не обманывай себя, Сидзуна, — устало вздохнув, твёрдо сказал мужчина и на секунду решил, что это будет сложнее, чем он предполагал.
— Ты не прав, Какаши. Со мной всё хорошо, — её глаза опустились под ноги, а это означало, что она не собирается поддерживать зрительный контакт по ряду причин. — К тому же совершенно не нахожу смысла ворошить прошлое…
Он остановился перед блондинкой и положил согревающую ладонь на её плечо, чем привлёк своё внимание в очередной раз:
— Не вижу, что тебе хорошо.
Неужели ему и правда это так важно? Очень не похоже на него.
Задумавшись об этом, она поджала губы и чуть вздрогнула от настигнувшего её холода. Волнующий волосы ветер до мурашек пронизывал её тело, одетое явно не по погоде. Какаши снял пальто и накинул на плечи Комацу, чем вызвал только большее недоумение.
— Не нужно, правда, — снова эта фальшивая улыбка, которую Какаши видел насквозь. Он знал, что блондинка скрывает свои истинные чувства во избежании неловких разговоров или дополнительных неудобств в его адрес. А оттого становилось немного не по себе. — Я не хочу причинять тебе боль. Лучше… уходи, — и снова её глаза устремились к земле, усыпанной бархатными лепестками. Ветер только усилился и вскружил их так, будто получал особое удовольствие от этой бесконечной игры.
— Нет, Сидзуна, — Какаши заправил прядь волос за ухо девушки, заметив, какой тёплый оттенок они приобрели на закате. И как на её макушке пристроилась пара маленьких лепестков. — Посмотри мне в глаза. — Блондинка вздрогнула на этот раз от его тихого, умиротворённого голоса и послушно подняла взгляд на его лицо, которого так и хотелось коснуться, но рука не поднималась сделать это. — Я не уйду.
— П-почему? — она вновь почувствовала себя наивной юной девочкой, которая вот-вот завалит Хатаке неуместными или глупыми вопросами, которая готова разрыдаться, уткнувшись в крепкое плечо, и забыться. Только теперь от счастья. От осознания, что он, единственный, по кому тосковало сердце, наконец протягивает ей руку, зовёт за собой, призывает отойти от пережитого. Принять. И так неразумно было бы отворачиваться, отказываться от того, чего требовала душа.
— Хм, — задумался на мгновение Какаши и подарил ей тёплую улыбку. — Потому что не хочу уходить.
В уголках её глаз блеснули слезинки — и всё-таки это произошло, не удержалась. В порыве чувств Сидзуна бросилась в объятия мужчины и обняла его так крепко, как только могла, в страхе, что его безвозвратно унесёт этот холодный весенний ветер вместе с лепестками сакуры. А ей лишь останется вспоминать о нём… Тепло её тела Какаши по-особенному согревало, а потому он умиротворённо закрыл глаза, вдыхая аромат её мягких волос.
Стиснув зубы, она прижималась плотнее, сминала пальцами рукава его рубашки, негромко всхлипывая, и молилась о том, чтобы это мгновение никогда не кончалось.
— Не уходи…