Шарлотта опустила голову, глядя на свои красные руки, еще не отмытые от хны, и не заметила, что, когда тетушка назвала их свадьбу «ужасной историей», Александра всего передернуло.
А леди Аделина, наконец, сообразила, что ее до сих пор неуклюже обнимает капитан Баррет, и, зардевшись, поспешила отойти на приличное расстояние.
– Надеюсь, я не испортила вам мундир, – пробормотала она. – Но понимаете, наша встреча была для меня таким приятным потрясением… Вообще-то я не имею привычки так… так бурно рыдать.
– Не берите в голову, – грубовато буркнул Хенк.
В этот момент появился главный евнух. Он что-то тихо сказал Александру и, получив ответ, быстро вышел из комнаты.
– Сейчас сюда придет мой отец, – сказал Александр. – Он хочет сообщить нам нечто важное.
Не успел Александр договорить, как эмир действительно вырос на пороге. Отпустив свиту, он кивком приветствовал капитана и женщин.
– Я буду говорить по-английски, – к удивлению присутствующих, заявил эмир. – Настало время позабыть про гордость, отбросить старые обычаи. Хотя, признаюсь, мне обидно говорить на вашем языке с такими грубыми ошибками.
– Пока что я ни одной ошибки не заметил, ваша светлость, – вежливо заверил его Хенк.
– Вы мне льстите, капитан Баррет. Я прекрасно понимаю, что произношу многие слова неправильно. Карим Александр говорит гораздо лучше. Но – ближе к делу! Я пришел сообщить вам, что сэр Клайв Боттомли сейчас беседует с великим визирем. Сэр Клайв передал ему бумаги мистера Каннинга, британского министра иностранных дел. И обвинил Карима Александра в пособничестве греческому мятежу.
– Но как вы об этом узнали? – воскликнула Шарлотта, забыв о том, что в Оттоманской империи женщины подают голос только когда мужчины к ним обращаются.
Александр затаил дыхание, но эмир не рассердился на Шарлотту.
– Я должен знать, что затевает великий визирь, дабы успеть принять меры предосторожности. Поэтому даже на тайных советах у великого визиря бывают мои люди.
Эмир говорил, нисколько не красуясь, но Шарлотта вдруг впервые поняла, насколько он могуществен.
Александр подошел к эмиру.
– Отец, простите, что я причинил вам столько беспокойства своим возвращением, но я должен признаться, что бумаги, которые сэр Клайв передал великому визирю, поддельные. А настоящие привез в Стамбул капитан Баррет. Именно их я и хочу показать султану.
– Ты думаешь, это принесет пользу ему и нашей империи?
– Да. Это личное обращение мистера Каннинга к султану. Он пишет, что британский флот не допустит вмешательства России в дела греков, если султан и глава временного греческого правительства договорятся об окончании войны.
– А, по-моему, англичанам следовало бы не потакать грекам, а помочь нам подавить революцию.
– Отец, это нелегко признать, но борьба греков зашла слишком далеко. Вернуть прошлое невозможно. Поверьте мне! Оттоманская империя рухнет, если будет пытаться удержать Грецию в прежних границах.
– Законы нашей империи зиждутся на глубочайшей мудрости ислама. Нелегко отдать оттоманские земли неверным.
– Но необходимо, отец, – мягко сказал Александр. – И я хочу по возможности смягчить боль потери. Клянусь вам: ведя переговоры с англичанами, я всегда старался защищать интересы нашего султана. Что же касается греков, то я уже объяснял вам: моя единственная цель – уберечь крестьян от голода и разорения. Призвав на помощь египетскую армию, султан выпустил джинна, который питается кровью невинных жертв. Я денно и нощно молю Аллаха, чтобы Махмуд поскорее ужаснулся содеянному и обуздал чудовище до того, как оно напьется греческой крови и в поисках новой добычи ринется в Стамбул.
– Я и сам не доверяю Али-паше, – откликнулся эмир. – Я долго думал над твоими словами, сын мой, и решил немедля ходатайствовать о том, чтобы султан тебя принял.
Александр быстро опустился на колени перед отцом и прикоснулся лбом к его руке.
– Нижайше благодарю вас.
Переведенная на холодный английский язык, эта восточная формула вежливости прозвучала чопорно и странно.
– Твоя благодарность преждевременна, – сухо ответил эмир. – Даже если султан прислушается к твоему совету, тебе придется спасаться бегством. Великий визирь не одинок в своем убеждении, что ты навлек на нашу империю неисчислимые беды, побудив султана нарушить обычаи предков. После встречи с султаном твоя жизнь, сынок, будет висеть на волоске. Особенно если эта встреча пройдет успешно.
– Хенк Баррет готов увезти меня из Стамбула, – сказал Александр и, поколебавшись, спросил: – Вы поедете со мной, отец?
Пауза длилась не больше секунды, но Шарлотта успела понять, что эмиру тоже угрожает смертельная опасность.
Эмир улыбнулся.
– Ты очень добр, сын, но не тревожься. Я принял меры предосторожности. Поверь, я хочу дожить до глубокой старости, возделывать сад и… радоваться внукам.
Глаза Александра внезапно потемнели, но улыбка была по-прежнему теплой.
– Дети ваших дочерей, отец, доставят вам бесконечную радость.
Эмир усмехнулся.
– Безусловно. И дети моего сына, думаю, тоже. – Он резко повернул голову к Хенку Баррету и добавил без тени улыбки: – Я устрою побег моего сына из дворца султана на ваш корабль. Надеюсь, вам удастся беспрепятственно выйти из гавани?
– Можете на меня положиться, ваша светлость. На меня и на мою команду. Мы будем готовы.
– Хорошо. Я полагаю, мне лучше не знать, куда вы намерены держать курс. В таком случае я не смогу вас выдать, – сказал эмир и опять обратился к сыну: – Нам надо еще кое-что обсудить, Карим Александр, но сначала я хочу обратиться к тебе с просьбой. Пожалуйста, дозволь мне побеседовать с твоей женой наедине.
Шарлотта уже достаточно изучила турецкие обычаи, чтобы понять, насколько необычна была такая просьба. Она посмотрела на Александра. Его лицо являло собой безразличную маску. Как, впрочем, всегда, когда в душе у него бушевали бешеные страсти. В комнате наступила гнетущая тишина. Наконец Александр учтиво наклонил голову в знак согласия.
– Ваше желание для меня – закон, отец. – Он хлопнул в ладоши и вызвал евнуха, чтобы тот проводил леди Аделину в гарем. – Если вы позволите, отец, я проведу Хенка в зал, где его ждут моряки.
– Хорошо. Я скоро присоединюсь к вам.
Низко поклонившись, Хенк Баррет и Александр вышли из комнаты. Эмир еле заметно улыбнулся, глядя вслед сыну.
– Бедный Карим Александр! – вздохнул он, жестом предлагая Шарлотте сесть. – Бедняга любит вас гораздо больше, чем ему хотелось бы.
Шарлотта рада была бы поверить эмиру, но не желала обманываться.
– Он не может любить меня! – выпалила она. – Мы всего три дня назад поженились, а он уже говорит о разводе. Он сказал, что отправит меня в Англию, как только найдет корабль.
Эмир усмехнулся.
– Как это благородно с его стороны… и как глупо! Неужели тебе непонятно, Шарлотта Риппон: он любит тебя так сильно, что даже готов освободить от уз, которыми вас связала судьба?
Шарлотта вздрогнула и внезапно призналась эмиру в том, в чем не решалась признаться даже самой себе:
– Но я… я не уверена, что мне хочется обрести свободу.
– Что ж, значит, моему сыну повезло. Любить и быть любимым огромная радость. Я желал в своей жизни многих женщин, но любил только Пенелопу, мать Карима Александра. Когда она умерла, я поражался жестокости Аллаха, который не дал мне умереть вместе с ней.
– Примите мои соболезнования, достопочтенный эмир.
– Спасибо, но это лишнее. Моя скорбь давно сменилась благодарностью. Благодарностью за те счастливые годы, что мне довелось прожить с Пенелопой. Аллах даровал мне не только эту несказанную радость, но и позволил дожить до тех пор, когда Карим Александр, сын, рожденный от моего союза с любимой, вырос и возмужал. Но и это еще не предел. Милость Аллаха столь велика, что он послал мне тебя, единственную женщину, с которой мой сын может обрести счастье.