Толика страха вспыхивает во мне, когда он хватает меня сзади за волосы, а его язык лениво скользит по моему уху.
— Я могу делать с тобой все, что захочу, и все благодаря твоему папаше.
— Пожалуйста, Дмитрий, отпусти меня, — моя голова мотается в сторону, боль вспыхивает в щеке.
— Я не разрешал тебе говорить, сука.
Я чувствую вкус крови, скопившейся во рту от пощечины. Как бы мне ни хотелось плюнуть в него, я сдерживаюсь, опасаясь возмездия.
— Готова устроить шоу для наших зрителей, Элайна? — меня тошнит от того, как мое имя слетает с его языка.
Он ставит камеру на подставку, садится рядом, смотрит прямо на меня, как будто у него билеты в кино в первом ряду. Его люди стоят по обе стороны от меня. Один из них надевает мне на глаза повязку.
Я слышу лязг металла и смех людей вокруг.
— Заставь ее кричать.
По команде Дмитрия дразнящее ощущение лезвия, мягко скользящего по моему обнаженному телу, заставляет меня закричать, как он и хотел.
Мой голос срывается на очередную мольбу. Единственное, что приходит мне в голову, — это то, что у моего невинного ребенка не будет ни единого шанса против этого холодного, жестокого мира.
— Ты же знаешь, что меня еще больше возбуждает, когда ты умоляешь.
Еще один крик раздается, когда лезвие глубоко пронзает мое левое бедро. Я чувствую, как по ней стекает кровь, капая на пол. Чья-то рука размазывает кровь по животу и груди.
— Очень мило, — голос Дмитрия становится жестче, как будто больной ублюдок возбуждается от одного вида крови.
Мои руки и ноги начинают уставать и слабеть по мере того, как цепи натягиваются на тело, а сознание расплывается от потери крови.
— Еще, — приказывает он. — Заставь ее заплатить за грехи отца.
Я никогда не хотела убить кого-то сильнее, чем его. Один из мужчин в маске дергает меня за волосы, наклоняясь ближе, чтобы прошептать.
— Ты умрешь, шлюха.
— Пожалуйста, кто-нибудь, помогите! — нож режет прямо над моей грудью, посылая еще больше крови вниз по телу.
Повязка срезана, и я почти теряю сознание. Зловещая усмешка, застывшая на лице Дмитрия, не вызывает отвращения.
— Может быть, нашим зрителям понравится что-нибудь поинтереснее? — Дмитрий отдает очередной приказ по-русски, и меня освобождают от цепей.
Я падаю на пол в лужу собственной крови. Меня тянут за волосы в сидячее положение. Затем Дмитрий хватается за мою шею в удушающем захвате, перекрывая мне доступ воздуха, и я немедленно начинаю бороться.
— Они убили моего отца, я убью тебя. Это ведь справедливо, правда?
Мой разум онемел, и тело больше не может терпеть оскорблений. Все, о чем я могу думать, — это о том, как мне жаль своего нерожденного ребенка и семью, которой придется наблюдать за этим.
Внезапно Дмитрий отпускает меня, и я начинаю кашлять, пытаясь вдохнуть как можно больше драгоценного кислорода.
— Тебе повезло, что я сейчас не прикончил тебя, кукла.
— Трус, — шепчу я между приступами кашля.
— Что?
— Я сказала, что ты трус.
Раньше мне казалось, что смех человека в маске пугает, но я не была готов к смеху Дмитрия.
— Ты никогда не затыкаешь свой рот? — он достает из заднего кармана нож и прижимает его к моей шее. — Я могу это исправить.
Отчаяние впивается мне в горло, и в последней отчаянной попытке остановить это, я делаю немыслимое. Я открываю ему свою тайну, моля бога, чтобы он сохранил в душе хоть какую-то мораль и пощадил меня. Не говоря уже о том, что это снимается на камеру.
— Пожалуйста, Дмитрий, хватит! Я беременна!
Дмитрий останавливается, его лицо приобретает глубокий серый оттенок. Он что-то быстро кричит своим людям, и они спешат выключить камеру.
— Если ты лжешь мне об этой беременности, я уничтожу тебя.
— Я не вру, пожалуйста, Дмитрий, мне нужен врач, пока я не потеряла ребенка!
Кровь скапливается вокруг меня, и меня поглощает темнота.
— Блять! Позовите доктора! Сука беременна от меня!
Не знаю, самое ли это глупое, что я сделала, объявив о своей беременности, или самое умное, но все, о чем я могу думать, прежде чем темнота одолеет меня: он думает, что мой ребенок — его, и это, возможно, только что спасло нам жизнь.
Не говоря уже о том, что моя семья узнает об этой тайне на собственном горьком опыте.
Просыпаться труднее, чем я думала. В голове стучит, и по всему телу пробегает боль. Яркий свет каскадом обрушивается на меня, заставляя глаза снова зажмуриться. Я думаю про себя: вот оно; они не смогли спасти меня, и я умерла, а теперь иду к свету. Мы с моим бедным ребенком не выжили, но, по крайней мере, мы в лучшем месте. Быстро оглядевшись, я понимаю, что не мертва, но, по крайней мере, я выбралась из подвала. Каким-то образом я оказалась в спальне с подушками, наваленными вокруг себя, на удобной, большой кровати.