Я в ужасе закрываю рот рукой. Виталий Павлов? Босса «Братвы»? Это невозможно! Никто за пределами клана не должен знать об этом. Мое сердце колотится от страха, просто думая о том, что это может означать.
— Они ни за что не смогли бы узнать об этом, им сказал кто-то из окружения. Так что нам не только нужно найти крысу и жестоко расправиться с ней, русские ублюдки продолжают забирать наших людей! На прошлой неделе три, сегодня то же самое дерьмо! Я буду допрашивать каждого человека, одного за другим, пока не найду этого сукина сына.
Удар кулака заставляет меня действовать, моя рука случайно толкает дверь, заставляя ее открыться. Я хватаюсь за широкий дверной косяк, чтобы не упасть, и бледнею под суровыми взглядами двух свирепых мужчин в комнате.
Это кабинет, который я знаю слишком хорошо, с огромным письменным столом красного дерева.
— Элайна Мари Пенталини, сколько раз я должен говорить тебе стучать, прежде чем входить в любую комнату?
Я быстро собираюсь с мыслями, делая вид, что не слышала его важный разговор.
— Видимо, еще несколько раз, пап, — шучу я, пытаясь успокоить его, что, кстати, не помогает.
Это только делает сердитую жилку на его лбу еще более заметной. Я смотрю на другого мужчину в комнате — моего дядю Ромарио, который женат на сестре моего отца, и быстро целую его в щеку в знак приветствия. Затем я направляюсь к одному из черных кожаных кресел, которые отец выстроил перед своим столом, садясь.
Мой отец слишком властен. С его большим животом, волосами цвета соли с перцем и пышными усами можно было подумать, что он обычный мужик, но нет, Винченцо Пенталини — это мужик, с которым лучше не связываться.
Он известен своим бесстрашием и тем, что никогда не отступает. Все готовились к тому, чтобы взять на себя роль Дона крупнейшей мафиозной банды Среднего Запада, расположенной в Детройте, и быть, как он.
Но кроме всего прочего, у него может и жесткая внешность, когда дело доходит до мафии, но для меня он был самым добрым.
Я знаю, что он в плохом настроении, но я очень беспокоюсь за него. Я никогда раньше не видела его таким, и это меня беспокоит.
— Все в порядке? — спрашиваю я, нервно теребя завитую прядь своих длинных темных волос, переводя взгляд с одного мужчины на другого.
— Сегодня все немного напряженно, mio tesoro. Я не хочу, чтобы ты оставалась здесь дольше, чем это необходимо.
Мои брови хмурятся. Я тоже не хочу оставаться здесь. Но единственная причина, по которой я пришла сюда, — работа, ведь я — единственная, кому мой отец доверяет ее.
— Но я еще не посчитала все отчеты за сегодняшний вечер.
— Чепуха, — он отмахивается. — С этого момента я поручу Ро вести бухгалтерию, пока все не успокоится. Считай это отпуском, — выражение его лица смягчается, и мои нервы начинают расслабляться.
— Ты же знаешь, что твоя мама гадала, где ты прячешься с тех пор, как переехала на новое место. Почему бы тебе не навестить ее? Она была бы рада, ты же знаешь, — он делает еще одну затяжку сигарой, и чувство вины наполняет мою грудь при одном упоминании о матери.
Ее властность не знала границ, как только я покинула гнездо несколько месяцев назад. Она не слишком хорошо восприняла мой отъезд, хотя мне уже двадцать три года, и я вполне могу жить самостоятельно.
В углу комнаты звонит телефон дяди Ромарио, и он издает проклятие, читая отправленное сообщение.
— Merda*, — он набирает номер. — Ничего? — спрашивает он человека из телефона. На несколько секунд воцаряется тишина, пока он снова не заговаривает. — Мы сейчас на грани войны, Лонзо. Ты хоть понимаешь, что это значит? Я хочу, чтобы каждый гребаный человек в этом списке был допрошен до тех пор, пока их чертово…
— Ромарио, — сурово предупреждает отец. — Довольно, — Ромарио склонил голову в знак извинения и вышел из комнаты.
Мое сердце замедляется при слове «война».
— Папа… — начинаю я, но он останавливает меня прежде, чем я успеваю спросить.
— Это семейное дело, Элайна, хватит подслушивать то, что тебя не касается и не должно касаться. Поняла?
Я даже не шокирована тем, что меня поймали. Один факт о Винченцо Пенталини: ничто не проходит мимо него. Никогда. У него повсюду есть глаза и уши, но всё это… Это гораздо серьезнее, чем я думала вначале.
— Я знаю, что не должна была слушать… Но ты сказал, что русские узнали, что это мы убили Виталия. Теперь они хотят начать войну из-за этого, да?
Он вздыхает и тушит сигару в пепельнице, которую я подарила ему несколько лет назад.
— Конечно, они ждали захвата наших улиц в течение десятилетий. Они давно этого хотели. Как думаешь, почему Виталий пытался всадить пулю мне прямо в лоб? Тупой трус думал, что сумеет быстро одолеть меня, но он не знал, против кого идет.