Сборы были недолгими — привычная процедура, повторявшаяся изо дня в день и совпадавшая в каждой мелочи. Когда-то бесконечно давно наставник Виккерса, горный мастер О’Хара говорил, что перед спуском в шахту мелочей не бывает. Неоднократно убедившись в правоте старика-ирландца, Райен всегда подходил к подобным сборам, как к сакральному ритуалу, не отступая от заведенного порядка ни на йоту.
На плечи тяжело лег кислородный аппарат «Прото», лучший друг любого тоннельщика. Ременные пряжки по бокам притянули его громоздкую конструкцию к телу. Этот вариант компания «Зейб Горманн» разрабатывала специально для шахтеров: «Прото» был оснащен системой принудительного охлаждения, а кислородный баллон и емкость с сорбентом находились на груди, так, чтобы горняк в случае повреждения мог сразу его заметить. Две дыхательные трубки соединялись в специальный мундштук с зажимом для носа и ремнями для закрепления на голове, еще один шланг оканчивался датчиком давления в кислородном баке. Все эти части Виккерс скрупулезно проверял — от работоспособности каждого клапана, герметичности зажимов и наличия кислорода и сорбента напрямую зависела его жизнь.
Закончив с аппаратом, он перешел к оружию. Проверил пистолет, достав его из кобуры. Затвор ходил мягко, магазин был полон. Большинство офицеров предпочитали револьверы, но Райен считал, что пистолет Уэбли-Скотта имеет одно неоспоримое преимущество перед своими барабанными коллегами: вместо шести патронов пистолет вмещал семь. Штык винтовки Ли-Энфилд Виккерс отправил за голенище сапога. На поясе было и так много всего развешано, чтобы еще добавлять туда полуторафутовый клинок, который, как его ни повесь, все равно будет мешаться, упираясь в бедра и цепляясь за стенки тоннелей.
Потом последовали фляга с водой, небольшой запас свечей и старательно замотанные в промасленную бумагу спички. Нельзя было дать им отсыреть — стоило свече погаснуть, задутой неожиданным сквозняком или слишком резким движением, и тоннельщик рисковал оказаться в полной темноте, а ориентироваться в сложной сети шахт и ходов и без того было нелегко. Все это Райен упаковал в поясную сумку, а через плечо перекинул планшет со схемами. В нагрудный карман положил еще одну коробку спичек, на этот раз, замотанную еще и в фольгу.
Виккерс и Дьюрри вышли из блиндажа, двинувшись по глубокой, укрепленной деревянными балками и шифером траншее. Это была резервная линия, третья по счету, проложенная на расстоянии почти трех сотен ярдов от передовой. Снаряды сюда долетали редко, так что идти можно было сравнительно спокойно.
С неба снова лило. Вода скапливалась на дне окопа, противно чавкая под сапогами. Деревянных настилов здесь не было — их все забрали, чтобы устроить хоть какие-то подходы для снабжения, буквально тонувшего во фландрийской грязи. Вездесущая сырость давно пропитала одежду, отчего казалось, что двигаешься по горло в воде. Но там, внизу, будет намного хуже, да. Там будет меньше воздуха, меньше света, меньше… всего. Только воды, стекающей отовсюду и голубой глины, бесконечных залежей этой тяжелой пластичной породы, будет по-настоящему много.
Спуск в шахту располагался в глубоком, хорошо укрепленном бункере. От поверхности его отделяло несколько метров бетона, надежные опоры, тройной настил из бревен. Рядом тянулись просторные навесы — здесь, надежно укрытые маскировочной сеткой, находились тоннельные отвалы. Тысячи фунтов глины, извлеченной из земных недр, со всеми предосторожностями укрывались от взглядов немецких воздушных разведчиков. Их паковали в мешки для брустверов, скидывали в котлованы, присыпая сверху песком и землей — короче, распределяли, как могли. И все равно, на поверхности, у отвалов шахт ее скапливалось огромное количество.
Из зева шахты тянулись мерно вздрагивающие шланги — где-то в глубине целый каскад насосов непрерывно откачивал просачивавшуюся сквозь верхний, песчаный слой воду. Рядом тянулись электрические кабели, подававшие питание сложной технике.
— Где остальные? — спросил Виккерс, чтобы хоть на несколько секунд задержать начало спуска. Он не боялся, нет. Но там, внизу, человеку делать было нечего, и Райен ощущал это каждой клеточкой своего тела. Не он боялся тоннелей — тоннели отторгали его.