This is the end как спел бы дружище Моррисон. Блажь закончилась, придется жить дальше. Притворившись, что разыгрался старинный враг радикулит, Лорина отпросилась у мужа и на неделю уехала в Евпаторию, бродить по тихим аллеям, любоваться старинным городом, мазаться грязью и пить на редкость противную минеральную воду. Она знакомилась с соседями, ходила по музеям, даже поклонник нарисовался - немолодой, внимательный армянин. Но дальше прогулок по набережной и многозначительных бесед дело не двинулось - незачем.
Зализав душевные раны, Лорина вернулась домой обновленной. Сезон подходил к концу, оказавшись весьма прибыльным и вполне беспроблемным, гости рассыпались в благодарностях, кое-кто присовокупил к восторгам и вполне материальные вещи - комплект хорошей посуды, дверную ручку с головой льва, саженец крупноплодной черешни. Питерский друг прислал робота-пылесоса, похожего на ползучий компакт-диск - пользы от него было немного, но Лорина хохотала до колик, глядя как шарахаются от неведомой зверушки обленившиеся коты.
Последние постояльцы разлетелись к октябрю, хозяева в четыре руки отмыли номера и закрыли «Лаванду» до Нового года - к двадцатым числам декабря в Крым обыкновенно собирались любители «окон» - теплых и солнечных зимних дней - и до конца каникул оставался шанс сдать номерок-другой. Пара недель ушла на ремонт машины, проверку водоснабжения и прочие скучные хлопоты, Лорина съездила в Старый Крым, запасла на зиму овощей и солений, прикупила целебных трав и бесподобных татарских сладостей.
В ноябре супруги съездили в Питер, навестили детей, порадовались намечающемуся прибавлению в семействе - невестка была в ожидании и гордо демонстрировала аккуратный животик. Прошвырнулись по Невскому, посидели в Макдональдсе на углу Рубинштрассе, вспоминая старые-добрые времена. Прогуляться по Петроградской тянуло невероятно, но Лорина запретила себе даже думать, даже выглядывать родное лицо среди попутчиков и прохожих. По счастью с Татой они не встретились.
Зима прошла спокойно, не в пример прошлой, когда от некрымских морозов намертво встал пролив. Собирали маслята, конопатили окна, перекладывали вывороченную дождем плитку, варили борщи, харчо и глинтвейн, засыпали в обнимку под теплыми верблюжьими одеялами. Муж раскашлялся было, но с бронхитом удалось справиться. На Новый год Лорина подарила себе мечту - овечью шкуру подле постели. Так приятно просыпаться и опускать босые ноги в мягкую шерсть! Муж получил проигрыватель и коробку старых пластинок - то-то радости было запустить «Стену» и слушать, наслаждаясь вечным «The brick in the wall» и чуть заметным скрипом иглы. Отзвенели бокалы, отгремели салюты, отшумели февральские бури, в свой черед распустился миндаль, зажелтел горицвет и набухли алыми кулачками пионы.
Майским утром Тата постучалась в ворота, словно и не уезжала. Чемодан у неё стал легче, сама она чуточку пополнела, но за первую неделю пробежек по местным горам зимний жирок растает. Из Питера девушка привезла чудный набор открыток с видами города в 1979 году. Ошалевшей от счастья Лорине почудился вдруг намек - неужели Тата догадалась о безвестном отправителе? Но ничего вслух не прозвучало.
Остальное не изменилось. Яблочные духи, запах краски и льняного масла, простые платья, простые купальники без изысков, сумасшедшей красоты обувь, родинка на коленке, обгрызенные до мяса ногти. Питерский говорок, грассирующая «р», мягкое пришепетывание. Черные глаза, в которых тонешь навеки.
«Это любовь» поняла Лорина и смиренно отправилась ставить чайник.
В новом сезоне Тата рисовала немного меньше, а говорила немного больше, стала почти ручной. Она рассказывала о детстве и юности, о шебутных учениках в школе с французским уклоном, делилась любимой музыкой и мечтой написать однажды Неаполитанский залив. Покивав, Лорина незаметно вздохнула - купить билет до Неаполя ей не составило бы труда, но маленькая художница скорее всего не примет подарок. Между тем прошлогодняя забота дала плоды - Тата изредка соглашалась прогуляться с Лориной по городу, выбраться на Агатовый пляж, пробежаться по рынку, покопаться в пестрых бусах и пафосных серебряных кольцах. Рыжеватый, носатый и остроглазый грек-ювелир - потомок настоящих крымских греков - охотно разложил свой богатый, разложенный в бархатные коробки товар. Рассказал, что сам лазал на Карадаг за полосатой яшмой и некрупными, но насыщенными по цветам аметистами (правда скорей всего), что своими руками собрал веселые розовые кораллы и золотистый жемчуг (вранье). Посоветовал милой девушке выбрать узкий дымчатый халцедон в филигранной оправе, а для мамочки вашей подойдет сердоликовое кольцо. Нравится вам, мамаша? Возьмете дочке подарок?