Утро выдалось ясным, неспешным. Они позавтракали в номере, хихикая и бросаясь друг в друга хлебными шариками, собрали разбросанные где ни попадя вещи. Лорине захотелось стихов, она вспомнила Гумилева, у мужа нашелся Бродский. На улице поток солнца обнял супругов, подсветил волосы и одежду. Заезжий фотограф, собирающий в объектив города, щелкнул их исподтишка, потом попросил пройтись немного, поглядеть друг на друга, посмотреть на море и на круговорот чаек. Лорина читала восторг в цепком взоре мальчишки и понимала его. Свет волшебный!
Домой ехали не торопясь, полные счастья, боясь расплескать хоть каплю. Машинально покручивая пуговку платья, Лорина думала, чем ещё порадовать мужа. Может оставить дом на соседей и съездить в Бахчисарай, к водопадам, каньонам и узорчатой прелести ханского дворца? Или отправиться в Ялту, прокатиться на фуникулере, на яхте, посмотреть на горбатые улочки сверху и снизу. Под небом голубым есть город зо-лот-ой!
Загорелая Тата спускалась по винтовой лестнице. Вместо привычного этюдника в её руках была папка с акварельной бумагой, длинные волосы она собрала на затылке и закрепила шпилькой, прямое платье заменила почти кокетливым сарафаном, высокую шею и уголки глаз чуть заметно тронули первые штрихи морщинок - и эта примета возраста умилила Лорину. Господи, девочка, как ты прекрасна сейчас! Вот и подарок, который обещал муж. Лучший подарок!!!
На самом деле муж припас тяжелые бусы из сердолика и золотое кольцо, но обрадовался её неожиданной радости. И Тата приветствовала хозяйку, улыбаясь изо всех сил. Милая девочка, не буду тебя смущать. Ступай, рисуй!
День Лорина потратила на «Лаванду» и дом, обошла все, как кошка, осмотрела, обтрогала - где пора менять покрывала и занавески, где чуть-чуть каплет кран, где пора обрезать разросшийся куст. Вечером собрала ближайших соседей, пожарили шашлыки, попробовали копченых колбасок из Франкфурта и запили местным портвейном. Неугомонный Владимир Энделевич опять играл, с годами его саксофон стал звучать гуще и мягче, обволакивая завороженных слушателей. У Лорины едва хватило сил выслушать всех соседок, всем рассказать, как оно на Германщине и раздать мелкие сувениры. Для Таты не нашлось ничего, но художница не обратила внимания. Её глаза снова глухо чернели, потаенные грезы уводили девочку прочь с шумной веранды.
Тем же вечером Лорина попросилась посмотреть новые работы. Реальность опять отступила с поля боя холстов, по холмам бродили великаны, грузные и грозные, крылатый змей укачивал колыбельку с маленькой девочкой, виноград оплетал курортные гнездышки, превращая их в царство спящей красавицы. Хорошо - идиллические пейзажи выходили у Таты вполне пристойно, но до звезд не дотягивались, а вот в фантазиях художница была бесподобна, неповторима. На похвалы художница отреагировала как всегда сдержанно, улыбалась одними углами губ, отводила взгляд. Видимо кто-то сказал ей однажды, что вымысел несерьезен и не подобает художнику.
Несколько дней прошли в блаженном тумане. Лорина не думала даже, что настолько соскучилась - по Крыму, по галечным пляжам и горным склонам, по болтливым соседям, по глупому псу Биму, по родному до кончиков пальцев мужу. И по красивой девочек с пышной гривой душистых кудрей. Любоваться исподтишка, слышать, чувствовать, впитывать кожей недоступную прелесть - если б Лорина умела писать стихи, они бы сыпались дождем. Но пыл уходил в кулинарные безрассудства, шальные покупки и изыски интерьера.
Навеки и до смерти
Июнь приближался к концу и Лорина решила - пока есть время надо урвать пару дней для себя. Договорилась с владелицей дома напротив, что та присмотрит и за «Лавандой» тоже, забронировала номер в ялтинском «Интуристе» и поставила мужа перед фактом - мы едем отдыхать. В последний момент она предложила взять с собой Тату - пусть девочка немного посмотрит Крым. Удивленный Владимир Энделевич странно поглядел на жену, но спорить не стал. Тата согласилась мгновенно.