Жаль, что он не сможет никуда пойти, пока на маяк не прибудет замена дяде Барту. Все это сильно раздражало Причарда, но больше всего его раздражало то, что он не сможет видеться с Нетти. Черт побери дядю Бартоломью!
– Что привело тебя сюда? – Макс Хеннифи мокрой тряпкой вытирал несуществующие пятна со стойки. На лице его светилось фирменная приветственная улыбка – Бартоломью был сегодня его первым клиентом. – Тебя принес утренний прилив, – в шутку добавил он.
Бартоломью облокотился на стойку из полированного красного дерева и, как обычно, поставил ноги на бронзовую подставку. Костлявые запястья Макса намного выступали из рукавов – он был такой высокий и худой, что трудно было найти ему рубашку с достаточно длинными рукавами.
– Это долгая история, Макс. Кофе у тебя есть?
Макс поставил тяжелую фаянсовую кружку с дымящейся жидкостью перед Бартоломью и вернул ему монету в 5 центов, которую тот положил на стойку.
– Лучше оставь себе деньги, у тебя ведь не так много клиентов, – сказал Бартоломью, оглянувшись по сторонам. Макс погладил свои пышные усы.
– Конечно, в девять утра у меня всегда мало клиентов, но через час начнут заходить завсегдатаи, и тогда народу здесь будет побольше. А пока мы можем присесть и немного поговорить – у тебя такой вид, что, похоже, тебе нужно с кем-то поделиться своими мыслями.
Они взяли по чашке и сели за крайний столик. Снаружи Большой Чарли готовил «Генриетту Вторую» к плаванью в Бэй-Сити. Матросы обсуждали любовные похождения Чарли, они говорили, что последняя женщина, с которой Чарли мог что-нибудь сделать, не то что не за горами, но уже давно осталась в прошлом.
– Ах вы, чертовы дети, ублюдки, тупые бездельники! Вы думаете, что я слишком стар? – орал Большой Чарли, – зарубите себе на носу, вместо этой глупой болтовни, что ни один из вас в моем возрасте не сможет делать с женщинами то, что могу я.
Макс Хеннифи улыбнулся:
– Старый Чарли напоминает мне твоего племянника. Бартоломью, почему человек не ценит то, что имеет дома?
Бартоломью сделал глоток кофе и ничего не ответил.
– Черт, Бартоломью, мне не следовало говорить этого, ведь ты так долго жил с этой своей…
Пожав плечами, Бартоломью не обратил внимания на ненамеренное оскорбление. Когда он продолжал молчать, Макс внимательно посмотрел на него.
– Бросил работу, не так ли? Бартоломью слабо улыбнулся.
– А ты уже научился читать мысли, Макс?
– Достаточно, чтобы прочесть, что ты думаешь не о той, которая умерла, а о той, которая жива и здорова.
Бартоломью с удивлением посмотрел на невзрачного, буднично одетого человека, сидящего напротив. Мудрость и наблюдательность Макса Хеннифи не переставала удивлять его.
– С чего ты это взял, Макс?
– Я видел, как ты смотрел на нее на Пасху, как будто она была всем, что ты хочешь съесть и выпить, чем ты хочешь владеть и что хочешь прижимать к сердцу, всем, что ты хочешь забрать с собой, в одном лице.
Бартоломью слегка поднял плечи. Что стало с его маской холодного безразличия, которой он так долго мог прикрывать свои настоящие чувства?
Эри. Вот что произошло. Только мысль о ней заставляла кровь быстрей бежать по венам. Его любовь к ней была слишком сильной, чтобы ее можно было спрятать. Эта мысль не очень его обрадовала – ведь это лишний раз доказывало, что он не может быть счастливым без нее.
– И от нее сбежал, не так ли? – спросил Макс.
– Она принадлежат Причарду, Макс. Мое присутствие было бы вмешательством в ее семейную жизнь.
– Почему ты так думаешь, Бартоломью? Что ты имеешь в виду?
Макс принес чайник, заново наполнил чашки, поставил чайник на стол и сел на свое место. Снаружи «Генриетта Вторая» набирала ход в сторону залива, оставляя за собой волны и надвигающуюся тишину. Какая-то дворняга засунула нос в открытую дверь и жалобно заскулила. Макс вытянул ноги, поднял свою длинную руку и махнул: «Убирайся, старый мешок с блохами!»
Дворняга пропала. Макс продолжал, как будто в их разговоре не было паузы:
– Я видел, как она смотрела на тебя, Бартоломью. Если ее семейная жизнь и не проходит гладко, так это только из-за чувств, которые она испытывает к тебе. Ты это называешь вмешательством? Я не хочу с тобой спорить, но почему ты думаешь, что если бросишь ее, как ты ее бросил, она позабудет свои чувства к тебе? Это просто, как дважды два…
Вошел клиент. У Бартоломью появился повод не отвечать, пока Макс ходил за пивом и говорил с посетителем. Когда Макс вернулся, он продолжал:
– Я вот что пытаюсь сказать, Бартоломью. Будешь ты рядом с ней, здесь или где-нибудь ещё, изменит ли это чувства девушки к тебе? Любишь ли ты свою мать меньше с тех пор, как она умерла? Конечно, нет. Отсутствие любимого человека только заполняет сердце печалью. И это действительно так, Бартоломью, а не наоборот.
– Наверное, ты прав, Макс. Но если бы я остался, то мне пришлось бы забрать Эри из дома Причарда и поселить её в своём доме. Что бы ты ни говорил, но парень всё ещё мой племянник, и он никому не причинял зла за всю свою жизнь.
– А что скажет Эри, когда узнает о том, что делал её муж у неё за спиной? Не знаю, можно ли это назвать случайным или нарочным, но даже если ей Причард безразличен, её гордость будет ущемлена, это уж точно.
Бартоломью тяжело вздохнул. Макс был, как всегда, прав.
– По крайней мере, мой отъезд одну пользу так уж точно принесет, – сказал он немного раздражительно. – Пока Управление не найдет мне замену, Причард не сможет приезжать в город. Может быть, тогда он и Эри станут ближе друг другу и ему не нужно будет больше ездить в город к этой своей…
Он не смог закончить. Внутри у него все сжалось от боли при мысли, что Эри и Причард сблизятся таким образом. Неожиданно он поднялся и пошел к двери. Ему захотелось вдохнуть чистого свежего морского воздуха, но вместо этого его нос заполнил запах собачьих испражнений.
Вернувшись назад, он спросил:
– Когда будет следующий пароход?
– Ровно в 12 из Астории и в час тридцать из Портленда. Думаешь, что твоя смена прибудет так быстро?
– Да нет, наверное.
Вчера утром Бартоломью отправил в Управление телеграмму, и хотя он хотел бы, чтобы они действовали быстро, он хорошо знал, чего стоит ожидать. Если вдруг у них был свободный человек на примете, то они направили его на маяк с утренним пароходом. Но это было так же маловероятно, как то, что Причард добровольно откажется от Эри в его пользу.
Может быть, в следующем году они смогут использовать телефон, и тогда информация будет передаваться намного быстрее. Но до сих пор в Тилламуке нет телефонной сети, как, впрочем, и электричества. Этот город можно было бы назвать «городом лошадей», но Бартоломью он полностью устраивал. Он не любил больших городов.
В течение нескольких следующих дней он попытался занять себя, помогая Кельвину на ферме, – там всегда находилось немало работы для лишней пары рук. Кроме того, ему нравилось, что хотя бы так он оплачивал свой ночлег и питание. Но каждый раз, когда приближался полдень – время очередного прилива, – он неизменно останавливался то с лопатой, то с конской сбруей, то с бидоном молока в руках и смотрел в сторону города. Тогда Кельвин забирал у него из рук лопату и просил его поехать в Тилламук и встретить пароход из Астории или Ямхилла.
Три дня спустя после того как он уехал с маяка, пришло письмо от Эри. Бартоломью долго смотрел на него, а потом порвал его в клочья, даже не распечатав, – она наверняка просила его вернуться или забрать ее с собой, и он, вероятно, не смог бы устоять. Он знал, что Эри любит его всем сердцем, но она так молода! Он соблазнил ее до того, как она увидела Причарда, а это значит, что у парня даже не было шанса. Бартоломью молил Бога, чтобы все в конце концов устроилось к лучшему, но он все еще не был уверен, правильно ли он поступает.
Расстояния, какими бы большими они ни были, не могли ничего изменить – он все сильнее скучал по Эри. Он думал о ней каждое мгновение, пока бодрствовал. Каждую ночь она снилась ему – он слышал ее голос в шуме ветра, чувствовал ее запах в аромате цветов. Единственный способ выжить без неё заключался в том, чтобы уехать куда-нибудь на новое место, где ничто бы не напоминало ему о ней.