– Номер вашей социальной страховки. Не слишком умно использовать такую предсказуемую комбинацию, не так ли?
Линкольн не откликнулся, просто сидел и пялился на меня. Потом подхватил большой коричневый конверт, который принес с собой, но не передал мне.
– Я читал ту книгу про вас, – пробормотал он, – но там и намека нет на то, что вы… способны на подобное. Там говорится, что шоколадки интересовали вас гораздо больше, чем поиски сестры Адама Монтгомери.
Очевидно, он предоставлял мне возможность открыть правду о событиях в Коннектикуте, но у меня не было ни малейшего желания откровенничать. Эймса впечатлило, что я сумела рассказать ему об обруче, с которым он играл в детстве. Узнай он хотя бы о десятой части того, на что я способна, наверное, уже несся бы к двери.
– У вас есть ребенок? – спросила я.
Наверняка в конверте, который он судорожно сжимал, находились фотографии и памятные вещицы, и я надеялась, что не придется сообщать мужчине, что его ребенка уже нет в живых.
– О да, конечно, – он все еще глядел на меня, будто я инопланетянка. Терпеть не могу подобные взгляды.
Линкольн протянул мне конверт. Я открыла и вытащила бумаги, но не могла взять в толк, чего от меня требуется.
Я чувствовала, что парнишка, снимавший фотокопии, сердился на свою подружку, но сильнее всего я чувствовала свою мать.
– Это моя мать послала вам документы?
– Да.
Я на секунду прикрыла глаза. Мы с Джерлен Монро никогда не были близки. Никогда, даже в бытность мою ребенком. Мы ни разу не ходили вместе в кино или в цирк, или хотя бы в кафе-мороженое. Но, как написали газеты, она рискнула жизнью ради меня.
Держа в руках бумаги, я почувствовала, что с матерью все в порядке, и она буквально упивается поклонением.
– Тут нет никакого ребенка, – сказала я. – Я не чувствую здесь ребенка.
– Взгляните на вырезки внизу.
Там были две газетные вырезки, но прикосновение к ним моей матери ощущалось столь сильно, что трудно было почувствовать что-то еще. Я пристально вгляделась в фотографию женщины. Молодая и обыкновенная. Нкаких сложностей ни в ее мыслях, ни в ее жизни.
– Простая, – резюмировала я. – Никаких сложностей. Любит, чтобы людям вокруг было хорошо.
Сидя на самом краешке дивана, Линкольн смотрел на меня с таким воодушевлением, что я не могла не растрогаться. Дело в том, что, когда мне приходилось заниматься этим раньше, я всегда была с кем-то, кого любила. Ребенком я скрывала, что способна на нечто «пугающее и странное». Мой муж был первым, кому я честно рассказала о моих так называемых «особенностях». Когда в мою жизнь вошли мой отец и сестра Адама, я открылась и им. Отец довольно долго экспериментировал со мной, пытаясь определить мои возможности, но его интересовали только мощные проявления дара. Зная, что силой мысли я убила четырех человек, он не интересовался такими мелочами, как способность многое рассказать о незнакомце по фотографии. Но этот красивый актер восхищался как раз этим пустяшным талантом. Я ощущала его волнение, удивление и восторг. Если бы он только знал…
– Никаких детей, – отрезала я. – У этой женщины никогда не было детей.
Услышав это, он откинулся на спинку дивана.
– Нет, были. Она родила ребенка от меня.
Я почувствовала, что его вера в меня поколеблена.
– Возможно, поэтому ее и убили, – не удержалась я.
Эймс снова выпрямился.
– Убили? Это было убийство?
– Да. Кто-то повозился с тормозами. Наверняка вы обнаружите, что роковое дерево находится в конце поворота на крутом спуске. Ее смерть была хорошо спланирована.
– Почему? – прошептал он.
– Не знаю. Кто-то хотел извлечь выгоду из ее смерти, но не понятно, какую именно.
Я вернула гостю конверт с бумагами. Я увидела все, что получилось. Хорошо бы он ушел, а я смогла вернуться к… К чему? Сейчас в доме остались мы одни. В честь известного посетителя я отпустила экономку и двух садовников. Не хотелось, чтобы они ахали и охали при виде Линкольна Эймса.
Он не понял намека, и я собралась применить к нему Искреннее Убеждение, чтобы заставить актера уйти.
Но отказалась от намерения, не успев начать. Ладно, я знаю, что он лгал мне – а может, просто многого недоговаривал, – но его, кажется, и в самом деле тревожила судьба ребенка, которого, похоже, не существовало вовсе.
Вместо того, чтобы принудить Линкольна уйти, я предложила ему остаться на обед. Не прибегая к словам, внушила, что он чертовски голоден и мечтает приготовить что-нибудь в моей кухне.