— Но, тетя Эви, а что, если им не понравится вкус их губ?
— Ну, вкус держался всего около трех месяцев, а со временем исчезал. Но всем нравился вкус их губ, потому что каким-то образом он был связан с химией в теле конкретного человека, и поэтому все само собой получалось правильно.
Кейли кивает и прижимается ближе.
— Ну, в конце концов об этой девочке и ее необыкновенной способности пошли слухи, и люди стали приезжать со всего мира, чтобы поцеловать ее и получить для себя сладкие губы. Довольно скоро толпы стали такими большими, что ее родителям пришлось брать плату, чтобы удержать толпу, и тогда они смогли бросить работу и открыть бизнес, который они назвали «Карамельные губы».
Кейли зевает, и я тоже.
— Маленькая девочка становилась все печальнее и печальнее из-за всех тех людей, которые приходили только для того, чтобы использовать ее способности. Родители видели, что с каждой неделей она становилась все более замкнутой и отстраненной, их милая-милая дочка чахла прямо у них на глазах.
Кейли снова зевает.
— И вот однажды ночью они переехали в далекую страну, и больше о них никто не слышал. Хотя в Австралии есть племя аборигенов, у которых, говорят, самые розовые, самые сладкие губы на континенте.
Я подмигиваю Кейли и встаю, чтобы натянуть одеяло до самого ее хорошенького личика.
— Ты придумала конец наспех, тетя Эви, — говорит она, но улыбается сонной улыбкой. — Я сочиню что-нибудь получше.
Я смеюсь.
— Ладно-ладно, маленький критик. Жду с нетерпением. — Я снова улыбаюсь ей, целую в лоб и иду к двери. — Спокойной ночи, солнышко, — шепчу я, выключая свет.
— Спокойной ночи, тетя Эви, — слышу я, закрывая дверь.
Глава 8
Эви десять, Лео двенадцать
Я направляюсь к столу в кафетерии, за которым мы всегда сидим с Ивой, несу в руках школьный поднос и тут замечаю этого Денни Пауэлла, мальчишку, который никогда не упускает возможности унизить меня. Мой взгляд мечется влево и вправо, ища путь, который позволит мне обойти его. Не выходит. И потом, он заметил меня, и если я повернусь и убегу, будет еще хуже. Остается одно: пройти мимо с высоко поднятой головой, игнорируя его.
Я так поглощена своей задачей — пройти мимо, — что не замечаю, как он вытягивает ногу, и уже готова вздохнуть с облегчением. Держа поднос перед собой, я спотыкаюсь о его ноги, занятые руки сами тянут меня вперед. Я падаю на пол, и все макароны с сыром, тушеная морковь и желе оказываются на моей желтой рубашке с короткими рукавами, а брызги летят на лицо и волосы.
Мое тело переходит в режим выживания: я выпускаю из рук поднос, переворачиваюсь и, словно краб, отползаю назад, подальше от Денни, прямо по пролитой еде. Видя, что он по-прежнему сидит на своем месте и едва сдерживает смех, который уже прячется в его глазах и ухмылке, я медленно поднимаюсь на ноги, чувствуя себя так, как будто существую отдельно от своего тела.
Я вся в потеках расползающейся еды, молоко из порванной картонной коробки растекается лужицей на полу у моих ног. Я словно остекленела, щеки горят, глаза наполняются слезами. Смех Денни уже звучит, теперь к нему присоединяются другие, мои глаза в панике мечутся по лицам. Наконец Денни не выдерживает и громко хохочет. Я про себя отмечаю, что смех у него резкий и визгливый. Несколько человек смотрят на меня с жалостью в глазах, но это еще хуже, поэтому я быстро отворачиваюсь.
Вдруг чья-то рука крепко сжимает мою руку, и я слышу, как мальчишеский голос тихо говорит:
— Пошли, Эви, я провожу тебя, приведешь себя в порядок. — Я смотрю на руку, сжимающую мою, а затем поднимаю глаза, как в замедленной съемке. Это Лео Маккенна, мальчик, который прибыл в мою приемную семью в прошлом месяце. Он учится классом старше, хотя пару недель назад у него был день рождения — ему исполнилось двенадцать. А мне только через три месяца стукнет одиннадцать. Я резко встаю и делаю движение, чтобы переступить через еду у моих ног, но Лео удерживает меня на месте. Взглянув на него, я обнаруживаю, что он задумчиво смотрит на Денни Пауэлла. Денни тоже это замечает и спрашивает:
— Ты-то чего пялишься?
— Так, пытаюсь представить, на что бы ты был похож, останься у тебя в башке только половина мозгов. Может быть, вокруг глаз что-то бы изменилось… трудно сказать. Тут требуется живое воображение.
Денни вскакивает, краснеет, сжимает кулаки:
— Какого…
Тут мы слышим громкий стук каблуков, приближающийся к столовой. Денни застывает на месте.