Он шагнул к ней, кровь его кипела, желание снедало, но Венеция увернулась и почти бегом устремилась к двери в общий зал. Она только раз обернулась и бросила ему взгляд через плечо, затем проскользнула в дверь и захлопнула ее за собой. Грегор хотел последовать за ней, однако его остановил хор радостных женских голосов, приветствующих появление Венеции. Черт побери, она там не одна.
Он простоял довольно долго, тупо уставившись на закрытую дверь. Все тело ныло. Чтоб ей пусто было за то, что она отказывается от физической близости! Эти мучения никогда не кончатся, если они не отдадутся друг другу.
Никогда.
В конце концов Грегор вышел во двор. Холодный воздух остудил его пыл. Теперь Венеция может его не опасаться, но настанет время, придет час, когда они окажутся наедине.
И тогда все переменится.
Глава 11
Мужчины из рода Маклейнов наделены великой страстью, которая может стать как блаженством, так и проклятием.
Грегор зашагал к конюшне, Будь оно проклято, чего она ждет от него? Отказа от страсти, которая вспыхнула между ними? Это самый глупый способ решить проблему. Они должны отдаться страсти, познать ее, осознать, что ее разжигает. Только тогда они сумеют управлять ею. Любое другое средство положит конец их дружбе, разлучит их навсегда. А для него это неприемлемо.
Грегор немного постоял у конюшни, подставив лицо теплым солнечным лучам. Было еще холодно, снег не таял, и Грегор слегка дрожал, сожалея, что выскочил наружу без пальто.
Какой-то шум в конюшне привлек его внимание, и он заметил, что через щели в створках ворот пробивается свет. Там, внутри, конечно, куда теплее, чем посреди двора.
Грегор снова двинулся к сараю; сапоги его скрипели по свежему снегу, словно смеялись над ним. Нелепая история!
Дыхание Грегора обращалось в пар на морозном воздухе. Дойдя до ворот конюшни, он остановился и, повернув голову, посмотрел на большое окно общего зала, но ни одно лицо не промелькнуло между занавесками.
Он отвернулся, разочарованный. А чего он хотел? Чтобы Венеция выглянула в окно с виноватым видом? Он громко фыркнул, ухватился за скобу на створке ворот и потянул ее на себя. Амбар казался пустым, но невнятный говор в дальнем стойле и отблеск света от зажженного фонаря опровергли это впечатление.
Грегор двинулся на свет, то и дело останавливаясь, чтобы погладить очередную лошадиную морду, высунувшуюся из стойла в ожидании ласки.
Крупная гнедая кобыла заржала, когда у ее стойла появился Грегор. Он пощекотал ей ноздри и получил в ответ игривый толчок в ладонь.
Голова Рейвенскрофта показалась из-за угла дальнего стойл а.
– Хэллоу, Маклейн! Присоединяйтесь к нам! Мы с вашим грумом, Чамберсом, наслаждаемся ромовым пуншем!
Языку Рейвенскрофта заплетался.
– Не слишком ли рано для выпивки? – спросил Грегор.
Дверь последнего стойла была широко распахнута; несколько бочонков стояли в кружок возле маленькой раскаленной печки, в которую Чамберс подкладывал дрова. В воздухе приятно пахло ромовым пуншем. Чамберс закрыл дверцу печки и поставил кочергу в железное ведерко для золы.
– Ромовый пунш – самое лучшее средство уберечь кости от простуды в холодную погоду, – сказал он и посмотрел на Грегора понимающим взглядом. – Рейвенскрофт вот говорит, что в гостинице, на его вкус, даже слишком много красоток.
Грегор буркнул нечто неопределенное в знак согласия. Грум кивнул и продолжал:
– Я подумал, что вы рано или поздно заглянете сюда.
– Да-а, – вмешался Рейвенскрофт, – он говорил нам всем, что вы придете, и велел оставить для вас лучшее место. – Пошатываясь, он подошел к бочонку, с которого поднялся при виде Грегора, плюхнулся на него и размашистым жестом указал на свободный бочонок рядом со своим: – Т-тутша… самый лучший с-салон в гостинице. – Рейвенскрофт расплылся в улыбке. – Мишш Оугилви про меня не шпрашивала?
– Нет, – бросил Грегор, поудобнее устраиваясь на бочонке. – А чем этот бочонок лучше вашего?
Рейвенскрофт встал, повернулся и, пригнувшись, продемонстрировал Грегору свой зад.
– Занозил, – пояснил он.
Чамберс едва удержался от смеха.
– Лорд Рейвенскрофт, поймите, лорду Маклейну незачем разглядывать вашу…э-э… корму.
Рейвенскрофт снова плюхнулся на место и поморщился.
– Ч-чертовская боль, – пожаловался он, шмыгнув носом.
– Так почему же вы снова уселись на этот бочонок?
– Потому что он ближе всех к ромовому пуншу.
Он поднял свою кружку, которая валялась на земле. Заглянул в нее, потом сунул туда палец и облизал его.
– Все… пропало, – пролепетал он.
– И вы тоже, – сказал Грегор.
Чамберс бросил на Рейвенскрофта предупреждающий взгляд и благоразумно попытался переменить тему разговора:
– Погода, кажется, немного устоялась.
– Ш-шнег, – профырчал Рейвенскрофт. – В ап… апреле! Кто бы мог подумать?!
– В самом деле, кто? – пробормотал Чамберс. Он взял пустую кружку, воспользовался маленьким оловянным черпачком и, наполнив кружку пуншем, из котелка, протянул Грегору: – Прошу вас, милорд. Согрейтесь малость.
Грегор взял кружку; нагретый металл вернул чувствительность застывшим пальцам.
– А где ваше пальто? – спросил Рейвенскрофт и неожиданно уселся совершенно прямо.
– Оставил в доме, – ответил Грегор.
Чамберс удивленно изогнул бровь: